Данте Алигьери
Божественная комедия
См. подробное оглавление
Ад
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34
Чистилище
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33

Рай
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17
18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33
 
             АД. ПЕСНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
             Круг седьмой - Третий пояс - Насильники над божеством

           1 Объят печалью о местах, мне милых,
             Я подобрал опавшие листы
             И обессиленному возвратил их.

           4 Пройдя сквозь лес, мы вышли у черты,
             Где третий пояс лег внутри второго
             И гневный суд вершится с высоты.

           7 Дабы явить, что взору было ново,
             Скажу, что нам, огромной пеленой,
             Открылась степь, где нет ростка живого.

          10 Злосчастный лес ее обвил каймой,
             Как он и сам обвит рекой горючей;
             Мы стали с краю, я и спутник мой.

          13 Вся даль была сплошной песок сыпучий,
             Как тот, который попирал Катон,
             Из края в край пройдя равниной жгучей.

          16 О божья месть, как тяжко устрашен
             Быть должен тот, кто прочитает ныне,
             На что мой взгляд был въяве устремлен!

          19 Я видел толпы голых душ в пустыне:
             Все плакали, в терзанье вековом,
             Но разной обреченные судьбине.

          22 Кто был повержен навзничь, вверх лицом,
             Кто, съежившись, сидел на почве пыльной,
             А кто сновал без устали кругом.

          25 Разряд шагавших самый был обильный;
             Лежавших я всех меньше насчитал,
             Но вопль их скорбных уст был самый сильный.

          28 А над пустыней медленно спадал
             Дождь пламени, широкими платками,
             Как снег в безветрии нагорных скал.

          31 Как Александр, под знойными лучами
             Сквозь Индию ведя свои полки,
             Настигнут был падучими огнями

          34 И приказал, чтобы его стрелки
             Усерднее топтали землю, зная,
             Что порознь легче гаснут языки, -

          37 Так опускалась вьюга огневая;
             И прах пылал, как под огнивом трут,
             Мучения казнимых удвояя.

          40 И я смотрел, как вечный пляс ведут
             Худые руки, стряхивая с тела
             То здесь, то там огнепалящий зуд.

          43 Я начал: "Ты, чья сила одолела
             Все, кроме бесов, коими закрыт
             Нам доступ был у грозного предела,

          46 Кто это, рослый, хмуро так лежит,
             Презрев пожар, палящий отовсюду?
             Его и дождь, я вижу, не мягчит".

          49 А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду,
             Его гордыне, отвечал, крича:
             "Каким я жил, таким и в смерти буду!

          52 Пускай Зевес замучит ковача,
             Из чьей руки он взял перун железный,
             Чтоб в смертный день меня сразить сплеча,

          55 Или пускай работой бесполезной
             Всех в Монджибельской кузне надорвет,
             Вопя: "Спасай, спасай. Вулкан любезный!",

          58 Как он над Флегрой возглашал с высот,
             И пусть меня громит грозой всечасной, -
             Веселой мести он не обретет!"

          61 Тогда мой вождь воскликнул с силой страстной,
             Какой я в нем не слышал никогда:
             "О Капаней, в гордыне неугасной -

          64 Твоя наитягчайшая беда:
             Ты сам себя, в неистовстве великом,
             Казнишь жесточе всякого суда".

          67 И молвил мне, с уже спокойным ликом:
             "Он был один из тех семи царей,
             Что осаждали Фивы; в буйстве диком,

          70 Гнушался богом - и не стал смирней;
             Как я ему сказал, он по заслугам
             Украшен славой дерзостных речей.

          73 Теперь идем, как прежде, друг за другом;
             Но не касайся жгучего песка,
             А обходи, держась опушки, кругом".

          76 В безмолвье мы дошли до ручейка,
             Спешащего из леса быстрым током,
             Чья алость мне и до сих пор жутка.

          79 Как Буликаме убегает стоком,
             В котором воду грешницы берут,
             Так нистекал и он в песке глубоком.

          82 Закраины, что по бокам идут,
             И дно его, и склоны - камнем стали;
             Я понял, что дорога наша - тут.

          85 "Среди всего, что мы с тобой видали
             С тех самых пор, как перешли порог,
             Открытый всем входящим, ты едва ли

          88 Чудеснее что-либо встретить мог,
             Чем эта речка, силой испаренья
             Смиряющая всякий огонек".

          91 Так молвил вождь; взыскуя поученья,
             Я попросил, чтоб, голоду вослед,
             Он мне и пищу дал для утоленья.

          94 "В средине моря, - молвил он в ответ, -
             Есть ветхий край, носящий имя Крита,
             Под чьим владыкой был безгрешен свет.

          97 Меж прочих гор там Ида знаменита;
             Когда-то влагой и листвой блестя,
             Теперь она пустынна и забыта.

         100 Ей Рея вверила свое дитя,
             Ища ему приюта и опеки
             И плачущего шумом защитя.

         103 В горе стоит великий старец некий;
             Он к Дамиате обращен спиной
             И к Риму, как к зерцалу, поднял веки.

         106 Он золотой сияет головой,
             А грудь и руки - серебро литое,
             И дальше - медь, дотуда, где раздвои;

         109 Затем - железо донизу простое,
             Но глиняная правая плюсна,
             И он на ней почил, как на устое.

         112 Вся плоть, от шеи вниз, рассечена,
             И капли слез сквозь трещины струятся,
             И дно пещеры гложет их волна.

         115 В подземной глубине из них родятся
             И Ахерон, и Стикс, и Флегетон;
             Потом они сквозь этот сток стремятся,

         118 Чтоб там, внизу, последний минув склон,
             Создать Коцит; но умолчу про это;
             Ты вскоре сам увидишь тот затон".

         121 Я молвил: "Если из земного света
             Досюда эта речка дотекла,
             Зачем она от нас таилась где-то?"

         124 И он: "Вся эта впадина кругла;
             Хотя и шел ты многими тропами
             Все влево, опускаясь в глубь жерла,

         127 Но полный круг еще не пройден нами;
             И если случай новое принес,
             То не дивись смущенными очами".

         130 "А Лета где? - вновь задал я вопрос. -
             Где Флегетон? Ее ты не отметил,
             А тот, ты говоришь, возник из слез".

         133 "Ты правильно спросил, - мой вождь ответил.
             Но в клокотаньи этих алых вод
             Одну разгадку ты воочью встретил.

         136 Придешь и к Лете, но она течет
             Там, где душа восходит к омовенью,
             Когда вина избытая спадет".

         139 Потом сказал: "Теперь мы с этой сенью
             Простимся; следуй мне и след храни:
             Тропа идет вдоль русла, по теченью,

         142 Где влажный воздух гасит все огни".


Примечания

     10. Злосчастный лес ее обвил... - третий пояс (ст.  5)  окаймлен  лесом
самоубийц, который, в свою очередь, обвит рекой, где казнятся насильники над
ближними.
     14. Катон Утический (Ч., I, 31), который повел остатки Помпеева  войска
через Ливийскую пустыню на  соединение  с  нумидийским  царем  Юбой  (Лукан,
"Фарсалия", IX, 378-410).
     22-24. Повержены навзничь,  вверх  лицом  -  богохульники.  Съежившись,
сидят - лихоимцы (А., XVII, 34-78). Снуют без устали - содомиты.
     31-36. Как Александр... - Здесь Данте излагает одну из  версий  легенды
об Александре Македонском.
     45. У грозного предела - то есть у ворот Дита (А., VIII, 82-130).
     46. Кто это, рослый, хмуро так  лежит...  -  Непримиримый  богохульник,
которого и огненный дождь "не  мягчит",  -  Капаней,  один  из  семи  царей,
осаждавших  Фивы,  о  гибели  которого  Стаций  (см  прим.  Ч.,   XXI,   10)
рассказывает в "Фиваиде" (X, 827-XI, 20).  Взойдя  на  вражескую  стену,  он
бросил дерзкий вызов богам,  охранителям  Фив,  и  самому  Зевсу  (Юпитеру).
Громовержец поразил его молнией.
     52. Пускай Зевес  замучит  ковача  -  своего  сына  Гефеста  (Вулкана),
бога-кузнеца, который с помощью циклопов ковал ему стрелы в недрах Этны.
     56. В Монджибельской кузне. - Монджибелло - местное название Этны.
     58. Флегра - долина в Фессалии, где гиганты,  громоздя  гору  на  гору,
пытались приступом взять небо, но были  сражены  молниями  Зевса  (Ч.,  XII,
31-33).
     79-81. Буликаме - озеро горячей минеральной воды около Витербо,  еще  в
римские времена славившееся своими целебными  свойствами.  Из  него  вытекал
ручей, воду которого отводили в свои жилища грешницы, то  есть  проститутки.
Их было много в Витербо, и для них были изданы  особые  правила  пользования
этим источником.
     96. Под чьим владыкой был безгрешен свет. - Когда  на  Крте  царствовал
Сатурн (Кронос), сын Урана и Геи, на земле был золотой век.
     100-102. Ей Рея вверила свое дитя... - Гея предсказала Кроносу, что  он
будет свергнут одним из своих детей. Поэтому он их пожирал, как  только  они
рождались. Но последнего ребенка, Зевса, спасла  его  мать  Рея,  супруга  и
сестра Кроноса Она укрыла младенца на критской юре  Иде,  а  чтобы  отец  не
слышал его крика, ее слуги, куреты, ударяли копьями о щиты
     103-111. Великий старец - образ, заимствованный из библейской  легенды:
вавилонскому царю Навуходоносору приснился точно такой же истукан, и  пророк
Даниил истолковал это видение как символ настоящего  и  грядущих  царств.  У
Данте Критский Старец -  эмблема  человечества,  меняющегося  во  времени  и
прошедшего через золотой, серебряный, медный  и  железный  век.  Сейчас  оно
опирается на хрупкую глиняную стопу, и близок час его конца. Старец  обращен
спиной к Дамиате (город в Нильской  дельте),  то  есть  к  Востоку,  области
древних царств, отживших свой век, а лицом  к  Риму,  где,  как  в  зерцале,
отражена былая слава всемирной монархии и откуда - по  мнению  Данте  -  еще
может воссиять спасение мира.
     112-120. Все  изваяние,  кроме  золотой  головы,  надтреснуто  (пороки,
изъязвляющие человечество), и текущие сквозь трещины  слезы  (мирское  зло),
проникая в преисподнюю, образуют в ней адские реки (см. прим. А., III, 77).
     124-127. Вся эта впадина - воронкообразная  пропасть  Ада,  где  поэты,
спускаясь с уступа на уступ, проходят по каждому из них часть пути, двигаясь
все влево, пока не опишут полный круг.
     134. По клокотанью этих, алых вод Данте должен был сам догадаться,  что
перед ним "жгучий" Флегетон, о котором Вергилий сказал (Эн., VI, 550-551):

                 Кругом его обомкнул огнями жгучими бурный
                 Тартаров ток Флегетон.

     139. С этой сенью - с опушкой леса самоубийц.
 
Главная страница | Далее


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: