История русской литературы X — XVII вв.
Под ред. Д. С. Лихачева
Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов

Оглавление
 

Глава 3. ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА XIV — ТРЕТЬЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIV ВЕКА

В XIV в., как и в предшествующем периоде, между русскими княжествами продолжается ожесточенная борьба за политическое и экономическое первенство. Междоусобные распри были выгодны для Орды, так как они подрывали силы, могущие противостоять гнету завоевателей. Ордынские ханы разжигали эту внутреннюю борьбу между русскими князьями, использовали ее для подавления стихийно вспыхивающих народных восстаний против поработителей.
Князь, вступавший на княжеский стол, должен был получить на это санкцию в Орде — ярлык (специальный письменный документ) на княжение. Русский князь, получавший ярлык на княжение в великом княжестве Владимирском, являлся старшим среди остальных русских князей. Соперничество за великокняжеский ярлык, происходившее между наиболее сильными в политическом и экономическом отношении князьями, подчас сопровождалось убийствами в Орде одного из соперников, и неоднократно бывало, что виновником гибели русского князя в Орде становился его же соотечественник.
К концу XIII — началу XIV в. в Северо-Восточной Руси в число наиболее сильных выдвигается Московское княжество. Московские князья энергично вступают в борьбу за первенство среди русских князей, а в связи с этим — и за титул великого князя Владимирского. Основными соперниками в этой борьбе в начале XIV в. были тверские и московские князья. В условиях господства церковной идеологии большое значение для них имела поддержка церкви. Наибольшего успеха в укреплении союза с церковью добилась Москва. В 20-х гг. XIV в. при московском князе Иване Даниловиче Калите митрополит всея Руси Петр переехал из Владимира в Москву. Москва становится церковным центром всех русских земель.
Монголо-татарское иго тормозило политическое и социально-экономическое развитие страны, но не могло остановить исторического процесса.
В конце XIII — начале XIV в. начинается постепенное возрождение ремесленного производства, восстанавливается и расширяется торговля между городом и деревней, происходит рост торгово-ремесленных посадов. Эти процессы обусловливают расцвет строительного дела на Руси в XIV в., особенно в середине — конце этого столетия. Каменные храмы и крепостные сооружения строятся в Новгороде, Пскове, Твери. В 1326 г. начинается каменное строительство в Москве. При Иване Калите в Кремле строится сразу четыре каменных храма. В 1366-1367 г. сооружается белокаменная стена Московского кремля.
Возрождается и книгописная деятельность, сильно подорванная монголо-татарским нашествием: во время разгрома захватчиками русских городов погибло множество рукописных книг, монголо-татарское иго привело к падению грамотности среди населения. Возрождению книжной культуры благоприятствовало появление на Руси во второй половине — конце XIV в. бумаги, более дешевого писчего материала, чем существовавший до этого пергамен.
К началу XIV в. начинают восстанавливаться прерванные сношения русских земель с иными странами. Вновь возрождается паломничество в Иерусалим и Константинополь, в связи с этим оживает и популярный в Древней Руси жанр «хождений» — описаний путешествий и посещаемых паломниками мест.
В период, когда Русью владели монголо-татары, когда чужеземное иго стало явлением постоянным, почти обыденным, стиль монументального историзма продолжает свое существование, но это существование не ознаменовано ни расцветом, ни сколько-нибудь большими и яркими отдельными проявлениями.
Вообще следует сказать, что в литературах средневекового традиционалистского типа (т. е. литературах, в которых традиция и литературный этикет играют доминирующую роль) смена литературных стилей не происходит «катастрофически», в какой-то строго определенный промежуток времени, как это имеет место в литературах нового времени. Литературные стили в средневековых литературах вообще не сменяют друг друга, а постепенно вырастают друг из друга. Черты нового стиля медленно развиваются в недрах старого.
В XIV в. усиливается проникновение в русские литературные произведения эмоциональности. Если в предшествующий период в произведения о монголо-татарском нашествии вторгалась сильная и величественная эмоциональность, соединявшаяся в этих произведениях с эпической грандиозностью трагичных событий, и создавалась своеобразная «монументальная эмоциональность», то теперь, в эпоху томительного и повседневного чужеземного угнетения, когда, по выражению летописца, и «хлеб не шел в рот от страха», лирическое, эмоциональное начало соединяется с менее крупными темами — темами, в которых говорилось о тех или иных событиях «устоявшегося» иноземного владычества: о мужестве отдельных людей, погибавших в Орде за свое отечество и веру, о народных восстаниях. Все большее место занимает в литературе мечта о лучшей жизни, о далеких счастливых странах, о существующем где-то земном рае. Эмоциональность входит в литературу также и с пробуждающимся интересом к близким событиям настоящего, с местными, областными темами. Неизбежно монументализм, столь характерный для предшествующего периода, утрачивает свою основу в самом содержании произведений, проявляется слабее, не отличается уже такой последовательностью и единством стилевого выражения, как раньше.

1. Летописание

В характере летописания каких-либо существенных изменений или новых явлений в это время, по сравнению с предшествующим, не происходит. Началом XIV в. датируется Синодальный список Новгородской первой летописи — свод нескольких более ранних летописей Новгорода, пополненный записями до времени составления Синодального списка (это древнейший из сохранившихся списков русских летописей; второй по древности список — Лаврентьевская летопись 1377 г.). В конце XIII — первой половине XIV в. возникают новые летописные центры. С конца XIII в. начинают вестись летописные записи в Твери и Пскове, а в 20-х гг. XIV в. зарождается летописание в Москве.
Тверское летописание. Возникновение летописания в Твери связано с постройкой здесь в 1285 г. патронального храма— белокаменного собора Спаса-Преображения. В годы политического расцвета Твери тверское летописание велось интенсивно, в годы политических неурядиц оно замирало или прекращалось совсем. Летописание Твери отразилось в так называемом Тверском сборнике и Рогожском летописце [1].
В основе реально дошедших до нас Тверского сборника и Рогожского летописца лежит Тверской свод, составленный в 1375 г. (Как этот свод, так и другие тверские своды восстановлены историками летописания гипотетически, на том основании, что до 1375 г. доходит общий тверской текст Рогожского летописца и Тверского сборника). Своду 1375 г. предшествовали ранее создававшиеся в Твери летописные своды, первоначальным источником которых был Свод, составленный в 1305 г., когда тверской князь Михаил Ярославич, первый из князей, носивших титул «великого князя всея Руси», получил великокняжеский стол во Владимире. Для памятников тверского летописания характерен особый интерес к темам борьбы с чужеземным насилием.
В истории русского летописания особо важное место занимает свод 1305 г., в котором соединились летописные своды и южной и Северо-Восточной Руси (Переяславля Русского, Владимира, Ростова, Твери). «По отношению к последующему летописанию... — отмечает Я. С. Лурье, — свод 1305 г. выступает как некое единое ядро, основа всего летописного изложения с древнейших времен до начала XIV в.» [2]. Текст свода 1305 г. дошел до нас в копии 1377 г., сделанной с него для суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича в так называемой Лаврентьевской летописи.
Псковское летописание. Псковское летописание, дошедшее до нас, относится ко времени не ранее конца XV в. Но какой-то псковский летописный свод уже отразился на общерусском летописании середины XV в. (в так называемом своде 1448 г., см. с. 212). Это свидетельствует о существовании летописания в Пскове в более ранний период, чем дошедшие до нас псковские летописи. Исследователи относят время возникновения местного псковского летописания ко второй половине XIII — началу XIV в.
Книжная культура Пскова этого времени стояла на достаточно высоком уровне. Это объясняется культурными связями Пскова с Новгородом и соседством Пскова с Литовско-Русским государством. Последнее обстоятельство способствовало проникновению в Псков памятников письменности Киевской Руси и Галицко-Волынского княжества. Убедительным свидетельством знакомства псковских книжников с литературой Киевской Руси является запись писца псковского Пантелеймоновского монастыря Домида 1307 г. в переписанном им «Апостоле» (книге апостольских деяний и посланий) с цитатой из «Слова о полку Игореве». Приписка Домида отражает одну специфическую особенность псковской письменности вообще: псковичи-переписчики имели обыкновение делать на полях переписываемых текстов разнообразные житейско-бытовые записи. При этом их не стесняло то, что записи, отражающие заурядные интересы повседневного быта, делались на богослужебных книгах. Писец-пскович, замечает академик А. С. Орлов, писал «о перерыве работы для ужина, о том, что одолела короста («ох, свербить!») и нужно сходить в баню, «полести мытся», или что надо «поехати пит в Зряковици» (подгородное псковское село), или же, что «родиша свиния порошата (поросят) на память Варвары (в день памяти Варвары)...» [3] и пр.
Эти специфические черты псковской письменности — связь с новогородской литературой, знакомство с южно- и западно-русскими литературами и литовской книжностью, своеобразный демократизм и интерес к повседневным обыденным явлениям жизни — определили особенности построения и стиля псковских летописей [4].
Летописание Пскова носило светский и официальный характер, хотя центром летописной работы был патрональный храм города — Троицкая церковь, велось летописание в посадничьей избе, хранилась летопись в так называемом ларе — церковном архиве [5]. Но это было не столько церковное, сколько гражданское учреждение древнего Пскова: в ларе хранились документы города и частных лиц, всевозможные донесения и т. п. Все эти материалы привлекались при составлении летописных записей. Это придавало псковской летописи деловой, практический характер. В ее содержании и стиле церковно-религиозные мотивы занимают мало места. Псковская летопись в основном состоит из лаконичных официально-документальных записей (например: «В лето 6811 (1303). Бысть зима тепла без снега, и бысть хлеб дорог велми. Того же лета Избореск поставлен бысть на новом месте» [6]). Наряду с такими записями встречаются, хотя и реже, более подробные по содержанию описания военных столкновений Пскова с внешними врагами.
Летописание Москвы. Зарождение летописания в Москве связано с именами князя Ивана Даниловича Калиты и митрополита Петра. Составление первого Московского летописного свода предположительно датируется 1340 г. В его основу легли записи семейного «Летописца» Ивана Калиты (первая запись этого «Летописца» — о рождении сына Калиты Семена в 1317 г.) и «Летописца» митрополита Петра, переехавшего в Москву из Владимира [7].
Привезенный Петром «Летописец» продолжал вестись при Успенском соборе, который был заложен Петром в 1326 г. и в котором он по собственному завещанию был погребен (умер Петр в конце 1326 г., а строительство собора было окончено в 1327 г.). Таков начальный этап московского летописания. Общерусский характер московское летописание начнет приобретать в конце XIV — первой половине XV в.
«Повесть о Шевкале». «Повесть о Шевкале» посвящена вспыхнувшему в 1327 г. в Твери восстанию против ханского баскака [8] Чол-хана (Шевкала, Щелкана). Чол-хан был убит, а все ордынцы, находившиеся в это время в Твери, перебиты. «Повесть» дошла до нас в составе летописей и представлена несколькими видами. Кроме «Повести», этому же событию посвящена народная историческая песня о Щелкане Дудентьевиче.
Наиболее древний вид «Повести» читается в Рогожском летописце и в так называемом Тверском сборнике, т. е. в летописях, отразивших тверские летописные своды. «Повесть» включена в летопись механически—текст ее перебивается другими летописными записями, в соседствующих с ней летописных статьях встречаются дублирующие известия (т. е. повторные сообщения о тех же фактах). Это говорит о том, что первоначально «Повесть» существовала как самостоятельное произведение.
Начинается рассказ о Шевкале в «Повести» с сообщения о том, что князь Александр Михайлович Тверской получил в Орде ярлык на великое княжение Владимирское. Подстрекаемые дьяволом, татары стали говорить своему царю, что если он не убьет «князя Александра и всех князий русскых», то не будет иметь «власти над ними» [9]. Шевкал, «всему злу началник» и «разоритель христианскый», просит царя послать его на Русь, похваляясь перебить всех русских князей и привести в Орду «полон». «И повеле ему царь сътворити тако». Когда Шевкал пришел в Тверь, то прогнал князя «съ двора его, а сам ста на князя великаго дворе съ многою гръдостию и яростию, и въздвиже гонение велико на христианы насилством и граблением и битием и поруганием». Тверичи умоляют князя защитить их, но князь не решается перечить Шевкалу и призывает тверичей к терпению. Однако народ не желает мириться с насилием врага и ждет «подобна времени» (подходящего случая), чтобы выступить против врагов.
Однажды, «в день 15 аугуста месяца, в полутра, как торг сънимается» (т. е. рано утром, когда стали собираться на ярмарку люди из окрестных селений), у тверитина, дьякона, «прозвище ему Дудко», «татарове» отняли «кобылицу младу и зело тучну», которую он вел на водопой к Волге. Дудко «зело начат въпити (вопить)»: «О мужи тферстии, не выдавайте!» Этот вопль обиженного тверитянина послужил сигналом к восстанию против захватчиков: «и удариша въ вся колоколы, и сташа вечем, и поворотися (поднялся) град весь». Началось поголовное избиение татар, так что в городе не осталось даже «вестоноши» — вестника, который мог бы сообщить в Орду о побоище.
Однако известие о случившемся все же скоро дошло и до Москвы и до Орды. Татарские пастухи, которые пасли в поле за городом коней, «похватавше лучший жеребци», успели спастись от разгневанных тверичей. Они-то и рассказали в Орде и Москве о гибели Шевкала. В отместку ордынский царь послал на Тверь рать во главе с воеводой Федорчуком. Тверь была разорена и разграблена, князь Александр Михайлович бежал в Псков.
Начало «Повести» — рассказ о том, как и почему Шевкал пошел на Тверь — по общему характеру и стилю отличается от ее основной части. Это позволяет предположить, что основная часть «Повести» — рассказ о насилиях Шевкала и восстании — была написана раньше и представляла самостоятельный текст. Позже к нему было присоединено вступление.
Судя по тем подробностям, которые сообщаются в основной части «Повести», можно предполагать, что она восходит к устному преданию, записанному вскоре после восстания, возможно, со слов очевидца и непосредственного участника этих событий. По-видимому, устным, народным происхождением объясняется и трактовка в «Повести» позиции князя, который сам не решается выступить против насильников.
Помимо «Повести о Шевкале», дошедшей до нас в составе разных летописей, устная традиция сохранила и эпический отклик о народном восстании в 1327 г. против поработителей. Это историческая песня «О Щелкане Дудентьевиче». Песня эта также имеет несколько разновидностей.
Сопоставление между собой различных версий песни о Шелкане дает возможность составить представление о ее первоначальном виде, поставить вопрос об отношении песни к «Повести» [10]. В песне, как и в различных видах «Повести», сохранились такие исторические припоминания, которые свидетельствуют о возникновении ее вскоре после самого события [11]. Однако песня немного иначе, чем «Повесть», освещает их, в ней действуют другие персонажи. В песне защитниками города выступают удалые братья Борисовичи — тверской тысяцкий с братом [12], а князь не упоминается вообще.
Песня, как и «Повесть», питается устными рассказами о Шевкале, но в том и другом случае рассказы эти происходят из разных источников. Поэтому ни непосредственной, ни опосредованной связи между повестями и песнью нет. Совпадения же между ними объясняются тем, что в основе разных произведений лежит одно и то же историческое событие. «Повесть о Шевкале» древнего вида с исторической песнью «О Щелкане Дудентьевиче» объединяет их отношение к восстанию против врагов: героем, восстающим против татар и сокрушающим захватчиков, в обоих произведениях выступает народ. И песня в этом отношении более последовательно и сильно выражает народную оценку события: враги в ней изображены с оттенком сатиричности, гибель Щелкана унизительна и позорна («Один ухватил за волосы, А другой за ноги, И тут ево разорвали»), а конец песни, вопреки исторической действительности, оптимистичен — никто за убийство Щелкана не пострадал: «Тут смерть ему случилася. Ни на ком не сыскалося» [13].
«Повесть о Шевкале» и песнь о Щелкане выражали народный протест против монголо-татарского гнета, свидетельствовали о нежелании трудового народа примириться с господством Орды. Само возникновение в эти годы такого рода литературных памятников и песен имело большое патриотическое значение.



[1] См.: ПСРЛ, т. XV. М., 1965. Очерк истории тверского летописания см.: Насонов А. Н. Летописные памятники Тверского княжества. Опыт реконструкции тверского летописания с XIII до конца XV в. — «Изв. АН СССР. Отдел, туманит, наук», 1930, т. VII; № 9, с. 709-738; № 10, с. 739-772. Позже Насонов обнаружил третий памятник тверского летописания — летописный фрагмент за 1318-1348 гг. См.: Насонов А. Н. О тверском летописном материале в рукописях XVII века. — Археографический ежегодник за 1957 г. М., 1958, с. 30-40.
[2] Лурье Я. С. Общерусские летописи XIV-XV вв. Л., 1976, с. 34.
[3] Орлов А. С. Древняя русская литература XI-XVI вв. М.-Л., 1937, с. 230-231.
[4] См.: Адрианова-Перетц В. П. Литература Пскова XIII-XIV вв. Летопись. — В кн.: «ИРЛ», т. II, ч. I. М.-Л., 1945, с. 134-138.
[5] См.: Насонов А. Н. Из истории псковского летописания. — «Исторические записки». М., 1946, № 18, с. 255-294.
[6] Псковские летописи, вып. I. М.-Л., 1941, с. 14.
[7] См.: Приселков М. Д. История русского летописания XI-XV вв. Л., 1940.
[8] Баскаки — чиновники, присылаемые из Орды в завоеванные монголо-татарами русские города и княжества; они ведали сбором дани и учетом населения.
[9] Текст цитируется по изданию: Рогожский летописец. – ПСРЛ, т. XV – М., 1965, стлб. 42-44.
[10] Подробную характеристику различных версий песни и их сравнительный анализ см.: Путилов Б. Н. Русский историко-песенный фольклор XIII-XVI веков. М.-Л., 1960, с. 116-131.
[11] См.: Воронин Н. Н. «Песнь о Щелкане» и Тверское восстание 1327 г. – «Исторический журнал», 1944, № 9, с. 75–82.
[12] См.: Лурье Я. С. Роль Твери в создании Русского национального государства. – «Учен. зап. Ленингр. ун-та», 1939, № 36. Сер. ист. наук, с, 107. См. также статью Н. Н. Воронина «Песнь о Щелкане» и Тверское восстание 1327 г.».
[13] Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. М.-Л., 1958, с. 32.
 
Главная страница | Далее


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: