Глава 3. ЛИТЕРАТУРА НАЧАЛА XIV — ТРЕТЬЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIV ВЕКА
2. Агиография
В первой половине XIV в. в агиографии, как и в летописании, должны
быть отмечены те же явления, что и в предшествующий период. Пишутся
и княжеские жития, и жития церковных деятелей. Княжеские жития продолжают
традиции как героического типа этих житий (псковская «Повесть о Довмонте»),
так и житий князей — страдальцев в Орде («Повесть о Михаиле Тверском»).
Ко второму виду житий рассматриваемого времени относится одно из самых
ранних произведений московской литературы — «Житие митрополита Петра».
«Повесть о Довмонте». В 1266 г. в Псков вместе
с дружиной «и съ всем родом своим» [1]
прибыл из Литвы князь Довмонт, бежавший оттуда в результате княжеских
междоусобиц. В Пскове Довмонт крестился, приняв в крещении имя Тимофея,
и стал псковским князем. Годы княжения Довмонта ознаменовались успешными
действиями Пскова против Литвы и Немецкого ордена, исконных внешних
врагов псковичей. После смерти (1299 г.) Довмонт-Тимофей за свои воинские
подвиги был признан псковским святым. О княжении Довмонта в Пскове и
его ратных подвигах и рассказывает повесть.
Каких-либо точных сведений о времени создания «Повести о Довмонте»
у нас нет. Одни исследователи считают, что она была написана в начале
XIV в. [2], другие датируют ее второй
половиной — концом XIV в. [3].
«Повесть о Довмонте» входит в состав псковских летописей, но трудно
сказать, предназначалась ли она с самого начала для летописи или же
была включена туда позже. Однако есть все основания предполагать, что
«Повесть» писалась в тех же книжно-литературных кругах, в которых велось
псковское летописание. Это видно из того, что между «Повестью» и развернутыми
летописными рассказами о воинских деяниях псковичей есть много общего
в стиле и приемах описания.
Отдельные образы, целые куски текста «Повести о Довмонте» восходят
к «Повести о житии Александра Невского». На этом основании исследователь
«Повести о Довмонте» Н. Серебрянский посчитал, что она всего лишь «хорошая
литературная копия с очень хорошего оригинала, самостоятельного же литературного
значения житие Довмонта почти не имеет» [4].
С таким мнением нельзя согласиться. Использование в оригинальном произведении
текстов других памятников на сходный сюжет — традиционный прием древнерусской
литературы. Заимствуя отдельные образы, ситуации, отрывки текста из
«Повести о житии Александра Невского» для описания подвигов своего героя,
автор «Повести о Довмонте» лишь хотел особо возвеличить Довмонта, показать,
что Довмонт и обликом своим, и деяниями подобен Александру Невскому.
Вместе с тем «Повесть о Довмонте» во многих отношениях оригинальна и
самобытна.
Первая половина повести, где описывается набег Довмонта, уже ставшего
псковским князем, на Литву, битва под Раковором, сражение на реке Мироповне,
не зависит от литературных образцов и наполнена отзвуками героических
преданий очевидцев и участников этих событий. В отдельных случаях мы
можем ощутить устно-эпическое происхождение, героическо-песенную основу
эпизодов «Повести». Это проявляется и в лексике, и в отдельных оборотах,
и в ритмике повествования. Литовцы, погнавшиеся за Довмонтом, «хотяще
его руками яти и лютой смерти предати, а мужи псковичи мечи иссечи».
Обращаясь к псковичам перед сражением, когда ему впервые приходится
выступать с ними против врагов, Довмонт говорит: «Братьа мужи псковичи,
кто стар, то отець, а кто млад той брат; слышал семь мужество ваше во
всех странах; се же братья нам предлежит живот (жизнь) и смерть; братья
мужи псковичи, потягнете за святую Троицу
[5] и за святыа церкви, за свое отечьство».
«Повесть» проникнута воинской героикой, сдержанно, но с достоинством
подчеркивает ратную доблесть псковичей. Наряду с поэтической приподнятостью
для памятника характерна присущая псковской литературе деловитость и
документальность. В тексте встречаются местные диалектные обороты, употребляются
народно-поэтические эпитеты («ста шатры на бору чисте», «горы непроходимая»,
«малыа детки» и т. п.).
«Повесть о Довмонте» — яркий образец псковской литературы, оригинальное
и самобытное произведение, которое вместе с тем тесно связано с литературой
других княжеств Древней Руси.
«Повесть о Михаиле Ярославиче Тверском». В
ноябре 1318 г. в ходе политической борьбы между тверскими и московскими
князьями за обладание Владимирским великокняжеским столом в Орде по
проискам московского князя Юрия Даниловича был убит тверской князь Михаил
Ярославич. Этому событию посвящена «Повесть о Михаиле Ярославиче Тверском»,
написанная в конце 1319 — начале 1320 г. очевидцем гибели князя [6]. Вероятнее всего, автором ее был игумен тверского Отроча
монастыря Александр. Эта «Повесть» по своему характеру и жанру примыкает
к рассмотренному нами «Житию Михаила Черниговского». Но если в «Житии
Михаила Черниговского» подчеркивается религиозный характер подвига князя
(он идет в Орду, чтобы обличить «нечестивую веру»), то в «Повести о
Михаиле Ярославиче» причина гибели князя трактуется иначе.
Тверской князь, как и князь черниговский, отправляясь в Орду, знает,
что там его ждет гибель, но он идет туда, чтобы отвратить ордынскую
опасность, нависшую над его княжеством, пожертвовать собой ради блага
своей земли. Когда бояре и сыновья князя, готовые пойти в Орду вместо
него, предлагают Михаилу Ярославичу остаться дома, он говорит: «Видите,
чада моя, яко не требуеть вас царь, детей моих, ни иного котораго, развие
(кроме) мене, но моея главы хощеть. Аще бо аз где уклонюся, то вотчина
моя вся в полону будеть и множество християн избиени будуть, аще ли
после того умрети же ми есть, то лучшими есть ныне положити душю свою
за многыя душа» [7].
Подвиг Михаила Ярославича носит гражданственный характер. В его образе
представал идеализированный князь-правитель. В противоположность Михаилу
Тверскому московский князь Юрий Данилович выступал как союзник Орды
и враг Тверской земли. Осуждение московского князя особенно заметно
проявляется в последнем эпизоде рассказа о том, как был убит Михаил
Тверской. К валяющемуся на земле обнаженному телу убитого князя подъезжают
темник (военачальник) Кавгадый и Юрий Данилович. Кавгадый выступает
в «Повести» как главный обвинитель и коварный враг князя. И вот, даже
он, «виде тело наго повержено», «с яростию» говорит московскому князю:
«Не брат ли ти старейши, как отець, да чему такс лежить тело его наго
повержено?» (В Распространенной редакции «Повести» сказано еще резче:
«лаяше с яростию».) Вкладывая в уста Кавгадыя осудительные слова в адрес
Юрия, автор тем самым хотел подчеркнуть всю низость поступка московского
князя.
Лаконичная концовка «Повести», соответствующая всему духу произведения,
является той яркой деталью повествования, которая удачно подчеркивает
основную мысль произведения и наглядно свидетельствует о его литературном
совершенстве. Здесь рассказывается о перевозке тела Михаила: «И положиша
его (князя Михаила) на велицей досце (на широкую доску), и възложиша
на телегу, и увиша ужи (обвязали веревками) крепко, и превезоша за реку,
рекомую Адьжь, еже зовется (что по-русски значит) Горесть: горесть бо
се ныне, братие, и есть в той час таковую видевши нужную (насильную)
смерть господина своего князя Михаила».
Тверской рассказ о Михаиле Ярославиче своей темой и характером ее
разработки не мог не волновать русского читателя.
Созданная в Твери «Повесть о Михаиле Ярославиче Тверском» прочно вошла
и в московское летописание. Но московские летописцы ощущали антимосковские
тенденции «Повести» и от редакции к редакции своих летописей снимали
или перерабатывали все то, что рисовало в невыгодном свете Юрия Даниловича,
исключали антимосковские выпады автора. «Повесть о Михаиле Ярославиче»
приобретала характер рассказа о гибели русского князя за Русскую землю
в Орде, что в конечном счете соответствовало объективной исторической
правде.
Первоначальная редакция «Жития митрополита Петра». «Житие митрополита
Петра», вероятнее всего, было написано в первой половине 1327 г. автором,
близким к митрополиту и великому князю московскому. Инициатором создания
этого жития был Иван Калита: необходимо было представить святым и прославить
того, кто перевел митрополичью кафедру из Владимира в Москву. Житие
на примере якобы начавших свершаться сразу же после смерти Петра чудес
должно было подтвердить святость митрополита [8].
«Житие митрополита Петра» имело большое политическое и публицистическое
значение. Богоизбранность Петра проявилась в чудесном видении матери
святого еще до его рождения, на всем его жизненном пути ему сопутствовало
особое покровительство бога. И вот этот избранный богом святитель, митрополит
всея Руси из всех городов Русской земли предпочитает «град честен кротостью,
зовомы Москва» [9], в котором он хочет не только жить, но и быть
погребенным (он сам начинает строить себе гробницу в Успенском соборе).
Во время смерти Петра великого князя не было в Москве. Умирая, митрополит
через тысяцкого Протасия благословляет Ивана Даниловича Калиту и всех
его потомков.
«Житие митрополита Петра» прославляло не только святого, но и в не
меньшей степени славило Москву и великого князя московского. Оно утверждало
святость и богоизбранность города, которому в недалеком будущем предстояло
стать тем же, чем у истоков Русской истории был Киев, — главным городом
и центром всех русских земель и городов.
[1] Текст цитируется по изданию: Псковские
летописи. М., 1955, вып. 2, с. 82-87.
[2] См.: Энгельман А. Хронологические
исследования в области русской и ливонской истории в XIII и XIV столетиях. Спб., 1858, с. 44-93
[3] См.: Серебрянский Н. Древнерусские
княжеские жития, с. 274.
[4] См.: Серебрянский Н. Древнерусские княжеские жития, с. 274.
[5] Троицкий собор — патрональный храм Пскова.
[6] См.: Кучкин В. А. Повести о Михаиле
Тверском. Историко-текстологическое исследование: М., 1974.
[7] Текст цитируется по изданию: Софийская
I летопись. — ПСРЛ, т. V.
Спб., 1851, с. 207—215. Исследователь «Повести» В. А. Кучкин делит все ее
тексты на два основных вида, один в составе летописей, второй в составе сборников.
В составе летописей наиболее близкий к первоначальному виду «Повести» текст
дошел до нас в Софийской I летописи старшего извода и в тверских летописях (Рогожском
летописце и Тверском сборнике). «При этом, — пишет В. А. Кучкин, — «Повесть
о смерти Михаила» в Софийской I. летописи старшего извода сохранила более древние черты,
чем текст Рогожского летописца» (с. 129). Однако, как доказал В. А. Кучкин,
по отношению к «Повести» летописного вида первоначален текст из сборников,
названный исследователем Пространной редакцией «Повести». В основной своей
части Пространная редакция очень близка к тексту Софийской I летописи старшего извода. Так как Пространная
редакция не опубликована, мы ссылаемся на текст Софийской I летописи, учитывая имеющиеся в книге В. А. Кучкина цитаты
из рукописных списков Пространной редакции «Повести о Михаиле Тверском».
[8] См.: Кучкин В. А. «Сказание о смерти митрополита Петра». —
«ТОДРЛ», т. XVIII. М.-Л., 1962, с. 59-79. До исследования В. А. Кучкина автором
«Жития митрополита Петра» считался ростовский епископ Прохор. Имя Прохора
стоит в заглавии второго извода «Жития». Но, как показывает В. А. Кучкин,
оно относится не к тексту «Жития», а к следующему за «Житием» «Чтению на память
митрополита Петра», составленному и прочитанному Прохором на Владимирском
соборе 1327 г., на котором Петр был канонизирован (официально объявлен святым).
[9] Текст цитируется по изданию: Макарий. История русской церкви,
т. IV,
кн. I.
Спб., 1866, с. 308-312.
|
