История русской литературы X — XVII вв.
Под ред. Д. С. Лихачева
Учеб. пособие для студентов пед. ин-тов

Оглавление
 

Глава 1. ЛИТЕРАТУРА XI — НАЧАЛА XIII ВЕКА

2. Переводная литература XI — начала XIII в.

Рассмотрение древнерусской литературы старшего периода мы начинаем с обзора литературы переводной. Это не случайно: переводы в XI-XII вв. в ряде случаев предшествовали созданию оригинальных произведений того же жанра. В целом Русь стала читать чужое раньше, чем писать свое. Но не следует видеть в этом какое-то свидетельство «неполноценности» культуры восточных славян. Все европейские средневековые государства «учились» у стран, наследниц многовековой античной культуры — культуры Древней Греции и Рима. Для Руси важнейшую роль в этом отношении сыграли Болгария и Византия. Подчеркнем также, что восприятие чужой культуры, с ее многовековыми традициями, было у восточных славян активным, творческим, отвечало внутренним потребностям развивающейся Древней Руси, стимулировало возникновение оригинальной литературы.
Византийские и болгарские книги на Руси. Явление «трансплантации». Прежде чем рассмотреть вопрос, какие произведения и жанры переводной литературы стали известны в Древней Руси в первые века после создания письменности, познакомимся подробней с характером деятельности древнерусских переводчиков.
Значительная часть книг, и в частности богослужебных, была привезена в X-XI вв. из Болгарии. Старославянский (древнеболгарский) и древнерусский языки настолько близки, что Русь смогла использовать уже готовый старославянский кириллический алфавит, созданный великими болгарскими просветителями Кириллом и Мефодием [1] в IX в., а болгарские книги, будучи формально «иноязычными», по существу, не требовали перевода; отдельные черты болгарского морфологического строя, как и часть лексики болгарского языка (так называемые старославянизмы) вошли в систему древнерусского литературного языка.
Одновременно осуществляются переводы непосредственно с греческого, при этом древнерусские переводчики не только сумели создать точные, адекватные оригиналу переводы, но и сохранить стиль и ритмику греческих оригиналов. Реже осуществлялись переводы с других языков [2].
Особенности взаимоотношений древнеславянских литератур между собой и их отношений с литературой Византии иногда рассматривались как процесс влияния одной литературы на другую. Древнерусская литература, более молодая сравнительно с литературой Болгарии и тем более — с литературой Византии, предстает при такой постановке вопроса пассивным объектом такого влияния. Правильнее говорить, однако, не о «влиянии», а о своеобразном процессе трансплантации («пересадке») литературы одной страны в другую — о переносе византийской литературы на русскую почву [3]. Дело в том, что до принятия христианства в Древней Руси не существовало литературы (искусство слова было представлено фольклором) и, следовательно, византийской литературе было не на что влиять. Поэтому, на первых порах после принятия христианства византийская литература — непосредственно или через болгарское посредство — была просто перенесена на Русь (трансплантирована). Такой перенос, однако, не был механическим: произведения не просто переводились или переписывались, они продолжали свою литературную историю на новой почве. Это значит, что создавались новые редакции произведений, их сюжет изменялся, первоначальный язык перевода русифицировался, на основе переводных произведений создавались новые компилятивные [4] памятники. Особенно это касалось произведений светского повествования и исторических; произведения богослужебные, сочинения «отцов церкви» или библейские книги в большей степени сохраняли свой канонический текст.
Поэтому деление древнерусской литературы на оригинальную и переводную может иметь значение лишь в том отношении, что мы указываем на происхождение памятника, а не на его место в литературе Древней Руси.
Явление трансплантации оказалось чрезвычайно прогрессивным: благодаря ему Русь в короткий срок получила литературу с разветвленной системой жанров, литературу, представленную многими десятками, а то и сотнями памятников. Уже через несколько десятилетий после начала этого процесса на Руси по образцу переводных памятников стали создаваться свои, оригинальные произведения — жития, торжественные и учительные слова, повести и т. д.
Литература-посредница. Для средневековых литератур характерна и еще одна специфическая особенность — существование литератур-посредниц, т. е. литератур, «книжный фонд» которых (иначе говоря — сумма входящих в них литературных памятников) оказывается в значительной своей части общим для разных национальных литератур. Для южных и восточных славян функцию такой литературы-посредницы выполняла древнеболгарская литература. Она включала как памятники древнехристианской литературы (переводы с греческого), так и памятники, созданные болгарскими авторами, в Моравии и Чехии, а в последующие века и памятники, созданные на Руси и в Сербии.
Литература-посредница объединяла книжность славянских народов (особенно Болгарии, Сербии и Руси) очень долго, почти что до начала нового времени, хотя, разумеется, все более и более возрастал удельный вес «своих» произведений в каждой из отдельно взятых национальных литератур [5].
Жанры переводной литературы. Библейские книги. Обратимся теперь к рассмотрению основных жанров переводной литературы XI-XIII вв. Столь широкие временные рамки — условие вынужденное, поскольку произведения этого периода, как правило, сохранились лишь в поздних списках, и мы можем только по косвенным данным определять время их перевода или проникновения в литературу Древней Руси.
Основой для христианского вероучения и мировоззрения являлись библейские книги (или Священное писание), а также сочинения наиболее авторитетных богословов.
Библия включает в себя книги Ветхого завета и Нового завета.
В Ветхий завет входит так называемое «Пятикнижие Моисея» (книги Бытия, Исход, Левит, Числ и Второзаконие), в котором повествуется о сотворении мира, о древнейшей истории еврейского народа; приводятся основные религиозные и моральные предписания. В последующих книгах: книге Иисуса Наввина, книге Судей и четырех книгах Царств — излагается история евреев в Палестине вплоть до гибели Израильского и Иудейского царств.
Из пророческих книг наибольшей известностью в Древней Руси пользовались книги пророков Исайи, Иеремии и Иезекииля; остальные книги обычно именуются книгами малых пророков. Огромна была популярность Псалтыри — собрания из 150 псалмов (молитв и гимнов). Автором псалмов церковная традиция считает в основном царя Давида, но фактически они слагались в течение длительного времени, принадлежат различным авторам, а некоторые восходят в конечном счете к фольклору. Дидактические поучения и афоризмы содержатся в книгах: «Притчи Соломоновы», «Премудрости Соломона» и «Премудрости Иисуса, сына Сирахова». В книге пророка Даниила излагались пророчества эсхатологического [6] характера, т. е. пророчества о гибели мира и наступлении царства справедливости.
В Новый завет входили четыре Евангелия, «Деяния апостолов», «Апостольские послания» и «Апокалипсис». Евангелия (от греч. евангелион — благая весть) приписывались ученикам Христа — апостолам Матфею, Марку, Луке и Иоанну; в них повествовалось о земной жизни Иисуса и излагалось его учение. О проповеди апостолами христианства рассказывается в книге «Деяний»; в «Апокалипсисе» Иоанна Богослова в символических образах изображается близкий конец мира.
Полностью Библия была переведена на Руси лишь в XV в., но отдельные библейские книги стали известны в славянских переводах (через болгарское посредство) уже в Киевской Руси. Наиболее широкое распространение получили в это время книги Нового завета и Псалтырь. Вероятно, были известны также те или иные книги Ветхого завета («Пятикнижие», книга Иисуса Наввина, книги Судей и Царств, некоторые из книг пророков, книга «Руфь»). Судить о времени их появления на Руси трудно, так как древнейшие из дошедших до нас списков датируются XIV в., но в то же время по косвенным данным мы можем установить, что, например, в хронографический свод середины XIII в. были включены все книги «Пятикнижия», книги Иисуса Наввина, Судей, книги Царств и отрывки из некоторых других ветхозаветных книг [7].
С содержанием ветхозаветных книг русские читатели могли познакомиться также через посредство греческих хроник (особенно через «Хронику Георгия Амартола»), через Палею, излагавшую и толковавшую текст Ветхого завета и, наконец, через Паремийник — сборник отрывков из различных книг Библии.
Библейские книги, Палея, хроники, сочинения «отцов церкви» предназначались для самостоятельного чтения верующими. В церкви же, во время богослужения, читались иные, специально рассчитанные на церковный обряд богослужебные книги.
К ним относились, во-первых, евангелия-апракос и апостол-апракос (от греч. апрактос — праздничный) —выбранные чтения из евангелий и апостольских деяний и посланий, расположенные в порядке чтения их во время церковных служб (определенные чтения на определенные дни недели или на дни церковных праздников). В церкви читался Паремийник, служебные минеи (книги, содержащие похвалы святым), различного рода служебники, часословы, требники, тропари и другие книги [8].
Книги священного писания и богослужебные книги, помимо чисто учительной и служебной функций, имели и немалое эстетическое значение: Библия содержала яркие сюжетные рассказы, книги пророков отличались повышенной эмоциональностью, яркой образностью, страстностью в обличении пороков и социальной несправедливости; псалтырь и служебные минеи являлись блестящими образцами церковной поэзии, хотя их славянские переводы и были прозаическими.
Патристика. В древнерусской, как и в любой другой средневековой христианской литературе большим авторитетом пользовалась патристика — сочинения римских и византийских богословов III-XI вв., почитавшихся как «отцы церкви» (по-греч. патер — отец, отсюда и название их произведений — патристика) .
В сочинениях «отцов церкви» обосновывались и комментировались догмы христианской религии, велась полемика с еретиками [9], излагались в форме поучений и наставлений основы христианской морали [10] или правила монашеского быта.
На Руси широкое распространение получили сочинения Иоанна Златоуста (344-407), выдающегося византийского проповедника. В своих «словах» и проповедях Златоуст наставлял верующих в христианских добродетелях, ярко и темпераментно обличал пороки, обсуждая порой и важнейшие общественные проблемы. Из сочинений Иоанна Златоуста составлялись сборники — «Златоструй» (старший из сохранившихся списков его относится к XII в), «Златоуст»; его «слова» входили в состав «Торжественников», а в более позднее время — в состав сборников «Маргарит» (по-греч. жемчуг).
Авторитетом в Древней Руси пользовались также сочинения византийского проповедника Григория Назианзина (Богослова) (329-390), Василия Кесарийского (ок. 330-379 гг.), автора полемических и догматических произведений, а также популярной в средневековье книги «Шестоднев» (цикл проповедей на темы рассказа библии о сотворении мира), Ефрема Сирина (ум. в 373 г.), Афанасия, автора «Паренесеса» (паренесис — увещевание, свод наставлений для людей, принявших христианство), Иоанна Синайского (ум. в 649 г.), автора «Лествицы» (поучения о самоусовершенствовании монахов), Афанасия Александрийского (293-373) — борца за догматы православия против различных ересей раннего христианства [11]. Патристическая литература сыграла важную роль в формировании этических идеалов новой религии и в укреплении основ христианской догматики. В то же время произведения византийских богословов — в большинстве своем блестящих риторов, усвоивших лучшие традиции классического античного красноречия, способствовали совершенствованию ораторского искусства русских церковных писателей.
В Киевской Руси известны также и сборники, в которых; наряду с произведениями-«отцов церкви», читались и другие памятники разнообразного содержания. Древнейшими из дошедших до нас являются сборники 70-х гг. XI в. Один из них — «Изборник» Святослава 1073 г. является копией с болгарского сборника, составленного еще в начале X в. для болгарского царя Симеона. На Руси «Изборник» был переписан для киевского князя Изяслава, но затем имя князя было выскоблено и заменено именем Святослава, захватившего великокняжеский престол в 1073 г. Сборник представляет фолиант большого формата, с роскошным художественным оформлением. На фронтисписе книги (левой стороне первого листа) изображен Святослав в окружении семьи. Среди статей «Изборника» находится трактат по поэтике — статья Георгия Хировоска (VI-VII вв.) «О образех», в которой разъясняется значение различных тропов (аллегорий, метафор, гипербол и т. д.), при этом они иллюстрируются примерами, извлеченными, в частности, из «Илиады» и «Одиссеи». «Изборник» Святослава впоследствии не раз переписывался. В настоящее время обнаружено 27 его списков XV-XVII вв. русской редакции [12].
Другой сборник — «Изборник 1076 г.», просто оформленный, небольшого формата, составлен, как сказано в рукописи, «в лето 6584 (1076)... при Святославе князи Русьскы земля». В числе произведений этого «Изборника» — статья, прославляющая чтение книг, а также «Стословец Геннадия» — свод изречений константинопольского патриарха Геннадия (ум. в 471 г.) [13] .
Сборники изречений появлялись на Руси и в более позднее время. Среди них особой популярностью пользовались сборники «Мудрость Менандра Мудрого» «Изречения Исихия и Варнавы» и особенно — «Пчела», сборник изречении античных философов и писателей, а также цитат из Библии и произведении «отцов церкви». Фундаментальное исследование сборников изречении и афоризмов принадлежит М. Н. Сперанскому [14].
Жития святых. Сборники изречений и афоризмов имели открыто назидательную, дидактическую цель. Обращаясь непосредственно к читателям и слушателям, проповедники и богословы превозносили добродетели и осуждали пороки, сулили праведникам вечное блаженство после смерти, а нерадивым и грешникам грозили божественной карой.
Также воспитывали и наставляли в христианских добродетелях и памятники другого жанра — жития святых, рассказы о жизни, страданиях или благочестивых подвигах людей, канонизированных церковью, т. е. признанных святыми и официально удостоенных почитания [15]. Житийная литература называется также агиографией (от греч. агиос — святой и графа — пишу). В житиях мы нередко встречаемся с остросюжетным повествованием, так как авторы их охотно использовали фабулы и сюжетные приемы древнегреческих романов приключений. Агиографы, как правило, рассказывали и о чудесах, творимых святыми (что и должно было подтвердить их святость); при этом чудеса эти, или вмешательство чудесных сил — ангелов или бесов, — описывались в житиях с яркими и детальными подробностями; авторы житий стремились и умели добиться иллюзии правдоподобности самых фантастических эпизодов.
Уже в Киевской Руси были переведены многие византийские жития. Сохранились списки или ссылки русских авторов на жития Алексея, Человека божьего, Василия Нового, Саввы Освященного, Ирины, Антония Великого, Феодоры и другие.
Примером жития-романа (термин исследователя византийской агиографии П. Безобразова [16]) может служить «Житие Евстафия Плакиды».
Евстафий был «стратилат» (военачальник), прославленный как воинскими доблестями, так и «делы праведными». Однако Плакида был язычником. Однажды на охоте он повстречался с чудесным оленем, который человеческим голосом призвал Плакиду креститься. Тут же Евстафий услышал голос, возвестивший, что он должен будет доказать искренность своей веры своими делами и претерпеть все страдания, которые выпадут на его долю. И действительно, Плакида вскоре лишается всех своих богатств и, стыдясь своей нищеты, покидает родной город. Его разлучают с женой, его детей похищают волк и лев, и отец считает их погибшими. 15 лет Евстафий, ничего не зная о своих родных, живет в некоем селении, где сторожит «жита» (хлеб). Но вот на Рим нападают враги, и император посылает разыскать славившегося в прошлом доблестью стратилата Плакиду. Воины случайно находят Евстафия и приводят его в Рим. Во главе войска Евстафий выходит в победоносный поход.
Тем временем также случайно встречаются и узнают друг друга братья — сыновья Плакиды, причем встречаются они в доме не узнанной ими сначала (и также сперва не узнавшей их) матери. Затем жена и дети находят самого Евстафия. Однако не этой счастливой развязкой завершается житие: следуя канону жития-мартирия (т. е. повествования о святом-мученике), агиограф рассказывает, как после смерти любившего Евстафия императора Траяна его преемник требует, чтобы Плакида принес жертвы в храме Аполлона. Тот отказывается и вместе с женой и сыновьями гибнет после страшных пыток.
Другой тип жития может быть рассмотрен на примере «Жития Алексея, Человека божия». Алексей, благочестивый и добродетельный юноша, добровольно отрекается от богатства, почета, женской любви. Он покидает дом отца — богатого римского вельможи, красавицу жену, только что обвенчавшись с ней, раздает взятые из дома деньги нищим и в течение семнадцати лет живет подаянием в притворе церкви Богородицы в Едессе. Когда повсюду распространилась слава о его святости, Алексей уходит из Едессы и после скитаний вновь оказывается в Риме! Никем не узнанный, он поселяется в доме отца, кормится за одним столом с нищими, которых ежедневно оделяет подаянием благочестивый вельможа, терпеливо сносит издевательства и побои отцовских слуг. Проходит еще семнадцать лет. Алексей умирает, и только тогда родители и вдова узнают, что пропавший сын и муж жил подле них [17].
Патерики. Широко известны были в Киевской Руси патерики — сборники коротких рассказов, по большей части о монахах, прославившихся своим благочестием или аскетизмом.
В Синайском патерике, переведенном на Руси в XI в., повествуется, например, о столпнике [18], который настолько чужд гордыни, что даже подаяние нищим раскладывает на ступенях своего убежища, а не отдает из рук в руки, утверждая, что не он, а богородица одаряет страждущих. Повествуется в патерике о юной монахине, которая выкалывает себе глаза, узнав, что их красота вызвала вожделение юноши. Праведного старца обвиняют в прелюбодеянии, но по его молитве двенадцатидневный младенец на вопрос, «кто его отец», указывает пальцем на действительного отца; по молитве благочестивого корабельщика в знойный день над палубой проливается дождь, утоляя жажду страдающих от зноя путников. Лев, встретившись с монахом на узкой горной тропе, встает на задние лапы, чтобы дать ему дорогу, и т. д.
Если праведникам сопутствует божественная помощь, то грешников в патериковых легендах ожидает страшная — и что особенно характерно — не посмертная, а немедленная кара: вору, осквернителю могил, выкалывает глаза оживший мертвец; корабль не двигается с места, пока с его борта не сходит в лодку женщина-детоубийца, и эту лодку с грешницей тотчас же поглощает пучина; слуга, задумавший убить и ограбить свою госпожу, не может сойти с места и закалывается сам.
В патериках изображается некий фантастический мир, в котором за души людей непрерывно ведут борьбу силы добра и зла, где праведники не просто благочестивы, но благочестивы до исступления и экзальтации, где чудеса совершаются порой в самой будничной обстановке.
Сюжеты переводных патериков оказали влияние на творчество древнерусских книжников: в русских патериках и житиях мы встречаем иногда сходные эпизоды и характеристики, заимствованные из византийских патериковых легенд [19].
Отдельные патериковые легенды были использованы в творчестве русских писателей XIX в. — Л. Н. Толстого, Н. С. Лескова, В. М. Гаршина.
Апокрифы (греч. апокриф — потаенный). Помимо преданий, вошедших в канонические, библейские книги, т. е. в Ветхий и Новый завет, в средневековой письменности широкое распространение получили апокрифы — легенды о персонажах библейской истории, однако сюжетно отличающиеся от тех, которые содержатся в библейских канонических книгах. Иногда в апокрифах с иных мировоззренческих позиций рассматривалось происхождение мира, его устройство или столь волновавший умы в средневековье вопрос о «конце света» [20]. Наконец, апокрифические мотивы могли входить в произведения традиционных жанров, например в жития [21].
Первоначально различались апокрифы, рассчитанные на наиболее умудренных в богословских вопросах читателей, которые смогли бы согласовать апокрифические версии с традиционными, и «отреченные книги», содержавшие безусловно враждебные ортодоксальным взглядам еретические воззрения. Но эти различия не всегда строго осознавались, грань между апокрифическими и отреченными книгами была весьма зыбкой, разные книжники оценивали их по-разному, и поэтому обе группы памятников обычно рассматриваются в рамках одной апокрифической литературы. Весьма сложно порой выделить апокрифы из числа «истинных» (термин древнерусских книжников) книг: полного единомыслия в этом вопросе в средневековой литературе не было. Строго говоря, апокрифическими должны быть признаны и некоторые из библейских книг («Премудрость Соломона», «Премудрость Иисуса, сына Сирахова», «Товит» и др.). Апокрифические сюжеты встречаются в хрониках, летописях, палеях, а сами апокрифы — в сборниках, наряду с авторитетными и почитаемыми произведениями. Составлявшиеся в Византии и у славян списки запрещенных книг («индексы») не всегда соответствовали один другому, и порой на практике их рекомендации часто обходились [22].
Апокрифы были известны уже литературе Киевской Руси. В списках до XIII в. сохранились апокрифические сказания о пророке Иеремии, апокрифы «Хождение Агапия в рай», «Сказание Афродитиана», «Хождение Богородицы по мукам» и ряд других. Апокрифические легенды мы встретим и в Начальной летописи: там присутствуют, например, апокрифические подробности в рассказе о детстве пророка Моисея (как он, играя, уронил венец с головы египетского фараона), а в приводимом в летописи (в статье 1071 г.) ответе волхвов, предводителей восстания в Ростовской земле, воеводе Яну Вышатичу излагаются богомильские представления о создании человека: «створи дьявол человека, а бог душю во нь вложи». В описании своего путешествия в Палестину в начале XII в. игумен Даниил также упоминает некоторые апокрифические легенды.
Для апокрифов характерно обилие чудес, фантастики, экзотики. Так, например, в апокрифе «Паралипомен Иеремии» рассказывается, как юноша Авимелех, возвращаясь в город с корзиной смокв (инжира), присел в тени дерева и заснул. Он проспал 66 лет, но чудесным образом собранные им смоквы остались настолько свежими, что из них по-прежнему капал сок. В другом апокрифе повествуется, как благочестивый игумен Агапий отправился на поиски рая. Рай описывается как чудесный сад, залитый сиянием, которое в семь раз ярче солнечного света. Хлеб, полученный Агапием в раю, способен творить чудеса: он насыщает умиравших от голода корабельщиков, воскрешает отрока, умершего за две недели перед этим, а «укрухом» (ломтем) этого хлеба сам Агапий питается в течение сорока лет [23].
В то же время апокрифы удовлетворяли не только литературные, но и богословские интересы. В них ставились проблемы, особенно волновавшие умы религиозных людей: о причинах неустройств в этом мире, который, как учила церковь, был создан и управляем всемогущим и справедливым божеством, о будущем мира, о судьбе человека после его смерти и т. д. Этой теме посвящен, например, популярный апокриф — «Хождение Богородицы по мукам».
Е нем рассказывается, как Богородица в сопровождении архангела Михаила и ангелов нисходит в ад. Она видит там мучения грешников: одни постоянно находятся «во тьме великой», потому что не верили в бога, другие погружены в огненную реку, ибо при жизни были прокляты своими родителями, либо преступали клятву на кресте; в страшных муках пребывают в аду сплетники и лентяи, просыпавшие заутреню, клеветники и развратники, пьяницы и сребролюбцы. Богородица проливает слезы, видя страшные муки грешников, и решает просить бога, чтобы он помиловал их. Но бог-отец отказывается сжалиться над ними, ибо не может простить людям распятия Христа. И лишь после новой просьбы, с которой обращаются к нему вместе с Богородицей пророки, евангелисты, апостолы и все ангелы, бог-отец посылает Христа сойти в ад, и тот, сурово укорив людей за несоблюдение ими божественных заповедей, дарует им избавление от мук в течение двух месяцев в году.
В отличие от апокрифа о Иеремии и Авимелехе, содержащего все элементы занимательного повествования о чудесах, в апокрифе о Богородице поднимается, таким образом, вопрос о божественной справедливости, ставится под сомнение «неизреченное человеколюбие» бога: ведь Богородица с ангелами и святыми вынуждена настойчиво умолять о смягчении страшных мук грешников, а бог долгое время остается неумолимым и суровым. Может быть, именно эта идея и поставила «Хождение» в ряд произведений апокрифических, хотя тенденция устрашить людей божественным возмездием за их грехи, казалось бы, вполне отвечала духу церковных поучений и наставлений.
Апокрифы встречались в древнерусской письменности на всем протяжении ее истории, и в дальнейшем нам еще придется вернуться к апокрифическим сюжетам, получившим распространение в более позднее время.
Хроники. Среди первых переводов и первых книг, привезенных на Русь из Болгарии, были и византийские хроники. Хрониками или хронографами называются произведения историографии, излагающие всемирную историю. Особенно большую роль в развитии оригинального русского летописания и русской хронографии сыграла «Хроника Георгия Амартола». Составитель ее — византийский монах. Амартол по-гречески — грешник; это традиционный самоуничижительный эпитет монаха.
«Хроника Георгия Амартола» начинает повествование от «сотворения мира»; затем излагает библейскую историю, историю вавилонских и персидских царей, рассказывает о римских императорах, начиная от Юлия Цезаря и до Константина Хлора, а затем об императорах Византии — от Константина Великого до Михаила III. Таким образом, первоначально «Хроника» была доведена до событий середины IX в., но позднее, еще на греческой почве, она была дополнена извлечением из «Хроники Симеона Логофета», и повествование было доведено до середины X в.
В наибольшей степени хрониста интересовала церковная история. Он постоянно приводит пространные богословские рассуждения, подробно повествует о церковных соборах, о ересях и о борьбе различных течений в византийской церкви; собственно исторические события излагаются им весьма кратко, и лишь в заключительной части произведения (принадлежавшей перу продолжателя Амартола — Симеона Логофета) читатель знакомится со сложной политической жизнью Византии IX-X вв.
Древнерусского книжника, напротив, интересовала в значительной степени история как таковая: судьбы великих держав древности, сведения о наиболее выдающихся их правителях, а также различные занимательные истории из жизни выдающихся царей, императоров или мудрецов. Особой популярностью, например, пользовались у средневековых книжников история мальчиков Ромула и Рема, воспитанных волчицей и ставших впоследствии основателями великого города, и описание деяний Александра Македонского, подчинившего своей власти едва ли не весь мир. Еще в XI в. русские книжники на основании извлечений из «Хроники Георгия Амартола» составили сокращенный хронографический свод, именовавшийся, как полагают, «Хронографом по великому изложению». Он содержал весьма краткие сведения о царях и императорах стран Востока, Рима и Византии, включал несколько занимательных исторических легенд и рассказов о чудесах и небесных знамениях, излагал решения церковных соборов. «Хронограф по великому изложению» был использован при составлении русской летописи.
«Хроника Георгия Амартола» распространялась в отдельных списках, а также почти полностью вошла в состав обширного хронографического свода XIII — XIV вв. — «Летописца еллинского и римского» [24]. Древнерусский перевод «Хроники Георгия Амартола» был исследован и издан В. М. Истриным [25].
Хроника Иоанна Малалы. Не позднее XI в. на Руси стала известна также «Хроника» Иоанна Малалы, жившего в г. Антиохии (в византийской провинции Сирии) в VI в. н. э. В отличие от Георгия Амартола Иоанн Малала писал просто и безыскусно, предназначая свой труд не ученым монахам, а широким массам читателей, стремился к занимательности изложения. «Хроника Иоанна Малалы» состоит из 18 книг. В четырех из них (первой, второй, четвертой и пятой) излагались античные мифы и история Троянской войны. Далее в «Хронике» повествуется о восточных царях, излагается история Рима и, наконец, история Византии вплоть до времени царствования императора Юстиниана (VI в.).
«Хроника Иоанна Малалы» представляла ценность для древнерусских историографов и книжников прежде всего тем, что она значительно дополняла «Хронику Георгия Амартола»: именно у Малалы содержались подробные и занимательные рассказы о персидских царях, подробнее излагалась история Ромула, Рема и первых римских царей, история правления некоторых византийских императоров. Поэтому в древнерусских хронографических сводах текстом Малалы не только дополняли, но и частично заменяли скупой рассказ «Хроники Георгия Амартола».
Кроме того, в «Хронике Иоанна Малалы», как уже сказано, пересказывались (хотя и очень кратко) некоторые античные мифы; эти пересказы были использованы русскими летописцами и хронистами. Впервые «Хроника Иоанна Малалы» была привлечена уже при составлении «Хронографа по великому изложению» в XI в.
Полностью текст славянского перевода «Хроники Иоанна Малалы» не сохранился, мы можем реконструировать его лишь по извлечениям в составе русских хронографических сводов [26].
«История Иудейской войны» Иосифа Флавия. Не позднее начала XII в. на Руси была переведена «История Иудейской войны», памятник исключительно популярный в европейских средневековых литературах. «История» была написана между 75-79 гг. Иосифом, сыном Маттафии — участником восстания в Иудее против Рима, перешедшим затем на сторону римлян и получившим право носить фамильное прозвище императоров Флавий.
«История» состоит из семи книг (или «слов»), В первых двух книгах излагается история Иудеи, начиная со 175 г. до н. э. и кончая 66 г. н. э. — времени восстания против римского владычества, в третьей — шестой книгах рассказывается о подавлении восстания Веспасианом, а затем его сыном Титом, об осаде, взятии и разрушении Иерусалима; наконец, в последней, 7-й книге повествуется о триумфе Веспасиана и Тита в Риме.
Произведения Иосифа Флавия отнюдь не сухая историческая хроника — это скорее литературное и публицистическое произведение. Автор тенденциозен, он не скрывает своего преклонения перед могуществом римских императоров и недовольства своими политическими противниками — простым людом Иудеи, который он считает виновным в неудаче восстания, однако он не может скрыть и своего восхищения мужеством восставших и сочувствия страданиям, выпавшим на их долю. Публицистический дух произведения проявляется, в частности, в речах персонажей — Веспасиана, Тита и самого Иосифа (о себе автор говорит в третьем лице); основная цель этих речей, построенных по всем правилам античных декламаций, — убедить в пагубности намерений восставших и прославить благородство и доблесть римлян. Стилистическое искусство Иосифа Флавия проявляется не только в монологах и диалогах героев, но также в описаниях — будь это описания природы Иудеи или ее городов, сражений или страшных сцен голода в осажденном Иерусалиме; ритмизованный слог, яркие сравнения и метафоры, точные эпитеты, забота о благозвучии (отчетливо проявляющаяся в оригинале «Истории») — все это говорит о том, что автор придавал большое значение литературной стороне произведения.
Древнерусский переводчик сумел сохранить художественные достоинства оригинала, богатство его лексики, эмоциональность речей, живость описаний. В переводе сохранились и присущие оригиналу ритмическое членение фраз и параллелизм синтаксических конструкций. Более того, переводчик самостоятельно расширяет и конкретизирует описания, заменяет косвенную речь оригинала прямой, добавляет новые сравнения, метафоры, традиционные для русских оригинальных памятников образные выражения [27]. Таким образом, перевод «Истории» свидетельствует о высоком мастерстве древнерусских книжников XI-XII вв.
Популярность «Истории» была весьма велика. И не только потому, что в ней повествовалось об одном из важных событий всемирной истории: насыщенная боевыми эпизодами, она была созвучна русскому читателю, самому неоднократно испытывавшему тягости войн и вражеских нашествий. Не случайно летописцы XII-XIII вв. использовали в своем рассказе полюбившиеся им образы или речевые обороты из батальных сцен «Истории».
Сохранилось более 30 списков древнерусского перевода «Истории», старшие из них читаются в составе Архивского и Виленского хронографов (конец XV-XVI вв.), восходящих к хронографическому своду середины XIII в. [28].
Хронографическая Александрия. Не позднее XII в. с греческого был переведен обширный роман о жизни и подвигах Александра Македонского, так называемая «Александрия» Псевдокаллисфена (ее автором ошибочно считали Каллисфена, историка, сопровождавшего Александра в его походах). Первоначальная историко-биографическая канва повествования об Александре в «Александрии» едва прослеживается: это уже типичный приключенческий роман эпохи эллинизма, где биография македонского царя расцвечена многочисленными легендарными и фантастическими подробностями, и едва ли не главной темой произведения является описание диковинных земель, которые будто бы посетил Александр во время своих походов [29].
Одна из редакций «Александрии» была переведена на Руси. Перевод этот встречается преимущественно в составе хронографических сводов, поэтому его именуют хронографической «Александрией», в отличие от другой, так называемой сербской «Александрии», пришедшей на Русь через южнославянское посредство в XV в.
Как уже сказано, «Александрия» не столько исторический роман или беллетризированная биография героя, сколько роман приключений, а сама личность Александра приобретает и некоторые совершенно легендарные черты. Так, он объявляется не сыном македонского царя Филиппа, а сыном бывшего египетского царя-чародея Нектонава, являвшегося к жене Филиппа Олимпиаде под видом бога Аммона. Рождение Александра сопровождается чудесными знамениями: гремит гром, трясется земля. Вопреки истории, в «Александрии» рассказывается о походе Александра в Сицилию, о покорении им Рима. Это не случайно: македонский полководец выступает в романе не только как победитель великой Персидской державы, но и как герой, который сумел покорить весь мир. Характерна, например, интерпретация эпизода гибели Дария: смертельно раненный своими сатрапами, царь сам вручает Александру власть над Персией и отдает ему в жены свою дочь Роксану; тогда как в действительности Роксана, одна из жен Александра, была дочерью не Дария, а бактрийского сатрапа.
В романе много сюжетных острых коллизий. Так, Александр отправляется к Дарию под видом собственного посла и лишь случайно избегает разоблачения и плена. В другой раз он, выдав себя за своего сподвижника Антигона, приходит к царице Кандакии, сын которой жаждет расправиться с Александром, ибо тот убил его тестя, индийского царя Пора. Кандакия узнает Александра, и ему удается избежать опасности только потому, что царица решает скрыть тайну своего гостя в благодарность за спасение другого своего сына.
Смерть Александра также окружена таинственностью. О близкой кончине герою становится известно из знамения; когда он умирает, то темнеет небо, загорается яркая звезда и нисходит в море, колеблется «кумир вавилонский».
«Александрия» читалась в составе русских хронографических сводов и, следовательно, воспринималась как историческое повествование о прославленном полководце древности. Но фактически древнерусские книжники познакомились с популярнейшим в средневековой Европе литературным сюжетом, который лег в основу многочисленных прозаических романов и поэм, созданных в X-XII вв. в Италии, Германии, Франции и других странах.
Во второй редакции «Александрии» (вошедшей в состав второй редакции Еллинского летописца) был еще более усилен элемент занимательности: дополнены новыми подробностями рассказы о походах Александра в неведомые, населенные диковинными существами земли, добавлен эпизод, в котором герой поднимается в небо или опускается на морское дно, и т. д. «Александрия» разных редакций является одним из обязательных компонентов всех русских хронографических сводов и хронографов вплоть до XVII в. [30].
Девгениево деяние. В XI-XII вв. был осуществлен также перевод византийского эпического сказания о богатыре Дигенисе Акрите. Греческий оригинал перевода не сохранился, до нас дошли только списки XIV-XVI вв. греческой поэмы о Дигенисе, отражающей уже, видимо, позднюю обработку этого эпоса [31].
В древнерусском переводе повести о Дигенисе, обычно именуемом «Девгениевым деянием», повествуется, как аравийский царь Амир похищает юную красавицу гречанку. Отправившиеся на розыски девушки три ее брата одолевают царя. Он решает креститься и переселиться в Греческую землю вслед за возлюбленной. От брака Амира и гречанки и рождается Девгений. Он с детства поражает всех своей силой и храбростью: на охоте Девгений руками душит медведицу, рассекает надвое льва. Далее рассказывается о победе Девгения над Филипапой и богатыршей-девицей Максимианой [32]; от Максимианы Девгений узнает, что, женившись на ней, он проживет 16 лет, а женившись на Стратиговне, — 36, это побуждает его добиваться руки Стратиговны. Подробно повествуется в «Деянии» о женитьбе Девгения. В греческой поэме его избранница носит имя Евдокии, в древнерусской повести она именуется по отцу — Стратиговна (стратиг — военачальник, здесь же наименование военного чина превращается в собственное имя). Девгений приезжает в город, где живет девушка, на богато убранном коне, гарцует под ее окнами, распевая «сладкую песнь»; молодые люди знакомятся, и Девгений уговаривает Стратиговну бежать с ним. Она согласна, но Девгений считает, что, похитив девушку в отсутствие ее отца и братьев (они в это время уехали охотиться), он покроет себя позором. Поэтому юноша дожидается возвращения родственников своей избранницы, открыто увозит ее буквально на глазах у отца: Стратиг предупрежден слугами, но отказывается верить в возможность столь дерзкого похищения. Девгений дожидается у стен города, пока Стратиг с сыновьями пускаются за ним в погоню, и одолевает их в бою. Стратиг соглашается на брак дочери с Девгением. Семьи жениха и невесты обмениваются подарками и справляют пышную свадьбу. В заключительной части «Девг.ениева деяния» рассказывается о победе героя над царем Василием.
«Девгениево деяние» обладает всеми чертами эпического сказания: герой не только красавец и удалой воин — сила и храбрость его (как, впрочем, и трех братьев его матери) обретает совершенно фантастические черты: за один «заезд» Девгений убивает по нескольку тысяч вражеских воинов. Очень эффектна при всем своем неправдоподобии сцена похищения Стратиговны: Девгений три часа бесчинствует на дворе ее отца, вызывая его на поединок, разбивает копьем ворота, но Стратиг упрямо твердит, что в его двор не смеет залететь даже птица! Впрочем, и сила противников Девгения также изображается в гиперболических размерах: так, «кмети» (витязи-богатыри) царя Амира способны в одиночку выйти против тысячи, а двое — против «тьмы» (десяти тысяч, бесчисленного множества).
Хотя перевод византийского сказания о Дигенисе Акрите был осуществлен, видимо, еще в XI-XII вв. (на это указывают данные лексики и сходство некоторых фразеологических оборотов «Девгениева деяния» с Галицко-Волынской летописью XIII в.), до нас дошло только три весьма поздних списка памятника: Тихонравовский — рубеж XVII-XVIII вв., Титовский и Погодинский — середина XVIII в. При этом Тихонравовский список представляет одну редакцию «Девгениева деяния», названную исследователями первой, а другие два списка — вторую, с существенными поновлениями в лексике и сокращениями [33]. Ни один из русских списков не сохранил полного текста «Девгениева деяния»: в Тихонравовском списке содержится описание подвигов Девгения на охоте, рассказывается о похищении им Стратиговны и о победе над царем Василием. В Погодинском и Титовском списках излагается история Амира, рассказывается о победе Девгения над Филипапой и Максимианой, но повествование о сватовстве героя к Стратиговне короче, а история победы над царем Василием опущена совсем [34].
Повесть об Акире Премудром. В Киевской Руси был известен также перевод «Повести об Акире Премудром». Повесть эта возникла в Ассиро-Вавилонии в VII в. до н. э. [35].
В «Повести» рассказывается, как Акир, советник царя Адор-ской и Наливской стран (т. е. Ассирии и Ниневии) Синагрипа, по божественному указанию усыновляет своего племянника Анадана. Он вырастил и воспитал его, научил всей премудрости (в повести приводится длиннейший перечень наставлений Акира Анадану) и, наконец, представил царю как своего ученика и преемника. Однако Анадан начинает бесчинствовать в доме Акира, а когда тот пытается его обуздать, осуществляет коварный замысел: подделав почерк Акира, Анадан составляет подложные письма, которые должны будут убедить Синагрипа, что Акир замышляет государственную измену. Царь потрясен мнимой изменой своего советника, а Акир от неожиданности не может оправдаться и лишь успевает испросить разрешение, чтобы вынесенный ему по настоянию Анадана смертный приговор привел в исполнение старый его друг. Акиру удается убедить друга в своей невиновности, он казнит вместо Акира преступника, а самого Акира прячет в подземелье.
Египетский фараон, услышав о казни Акира, посылает послов к Синагрипу с требованием, чтобы кто-либо из его приближенных построил дом между небом и землей. Синагрип в отчаянии: Анадан, на которого он рассчитывал, отказывается помочь, говоря, что выполнение этой задачи под силу только богу. Тогда друг Акира сообщает царю, что опальный советник жив. Царь посылает Акира в Египет, где он отгадывает все хитроумные загадки, которые предлагает ему фараон. Акир принуждает фараона отказаться и от требования о постройке дома: обученные Акиром орлицы поднимают в поднебесье мальчика, который просит подавать ему камни и известь, а египтяне, естественно, не могут этого сделать. Получив дань за три года, Акир возвращается к Синагрипу, приковывает Анадана у крыльца своего дома и начинает укорять его за содеянное зло. Напрасно Анадан молит о прощении. Не выдержав язвительных попреков Акира, он раздувается, «как кувшин», и лопается от злости.
Повесть эта интересна как остросюжетное произведение: хитрость и коварство Анадана, клевещущего на своего приемного отца, и мудрость Акира, находящего достойный выход из всех затруднений, в которые пытается поставить его фараон, создают в произведении немало острых коллизий. С другой стороны, едва ли не четвертая часть повести занята наставлениями, с которыми Акир обращается к Анадану: здесь и сентенции на темы дружбы, справедливости, щедрости, этикета поведения, и обличение «злых жен». Средневековые книжники имели пристрастие к мудрым изречениям и афоризмам. В различных редакциях и списках «Повести об Акире» состав сентенций меняется, но тем не менее они остаются непременной составной частью ее текста.
Единственный полный список древнейшей редакции «Повести об Акире» из собрания Общества истории и древностей российских (в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина) относится к XV в.; другие два — Вахрамеевский (XV в.) и Хлудовский (XVII в.) неполные. В Соловецком списке (ныне утраченном) читалась лишь половина текста «Повести» по старшей редакции. Та же редакция читалась и в Мусин-пушкинском сборнике (вместе со «Словом о полку Игореве» и «Девгениевым деянием»), погибшем в 1812 г.
Позднее, в XVII в. (или во второй половине XVI в.) создается новая редакция «Повести об Акире». По существу, это довольно свободный пересказ древней редакции повести, при этом и сюжет, и образы ее сильно русифицируются, сближаются с сюжетом и персонажами народной сказки [36].
Древнейшая редакция «Повести об Акире» была исследована и издана А. Д. Григорьевым [37].
Естественнонаучные сочинения. Византийская наука раннего средневековья была самым теснейшим образом связана с богословием. Мир природы, сведения о котором византийские ученые могли почерпнуть как из собственных наблюдений, так и из сочинений античных философов и естествоиспытателей, рассматривался прежде всего как наглядное свидетельство премудрости бога, сотворившего мир, или как своего рода живая аллегория: явления природы, повадки живых существ или мир минералов — все это представлялось своеобразным воплощением в живых и материальных образах каких-то вечных истин, понятий или нравоучений.
С произведениями византийской ученой мысли раннего средневековья познакомились и русские книжники. Хотя точно установить время проникновения на Русь некоторых переводов не удается, возможно, что они стали известны на Руси еще до монгольского нашествия.
Шестоднев. Большой популярностью в средневековых христианских литературах пользовались шестодневы. Это произведения, комментирующие краткий библейский рассказ о сотворении богом неба, звезд, светил, земли, живых существ, растений и человека в течение шести дней (отсюда и название книги — «Шестоднев»). Комментарий этот превращался в свод всех сведений о живой и неживой природе, которыми располагала в то время византийская наука. Из многочисленных шестодневов, существовавших, например, в византийской литературе, на Руси были известны «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского, «Шестоднев» Севериана Гевальского, а позднее — «Шестоднев» Георгия Пизиды.
«Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского [38] — это компилятивное сочинение, основанное на «Шестодневах» Василия Великого и Севериана Гевальского, но автор использовал наряду с этим множество иных источников и дополнил труд собственными рассуждениями. Он состоит из пролога и шести «слов». В них рассказывается о небесных светилах и о Земле, об атмосферных явлениях, о животных, растениях, о природе самого человека. Все эти сведения, иногда отражавшие естественнонаучные представления того времени, иногда откровенно фантастические, пронизаны одной и той же идеей: восхищением перед мудростью бога, создавшего такой прекрасный, многообразный, разумно устроенный мир. Эта идея из «Шестоднева» привлекла внимание Владимира Мономаха, который в своем «Поучении» цитирует памятник и выражает свое восхищение тем, «како небо устроено, како ли солнце, како ли луна... и земля на водах положена», тем, как разнообразны звери и птицы.
«Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского — наиболее распространенный в русской письменности. Старший из хранящихся в наших библиотеках списков — сербский (1263 г.), русские списки восходят к XV в. и последующим, но обращение к «Шестодневу» Владимира Мономаха и наличие фрагментов из него в хронографическом своде XIII в. свидетельствуют о том, что перевод памятника был известен на Руси гораздо раньше [39].
«Физиолог». Если «Шестодневы» повествовали о природе в целом — от светил до растений и животных, то в другом памятнике, естественнонаучного характера, — «Физиологе» рассказывалось по преимуществу о живых существах, как реально существующих (льве, орле, муравье, ките, слоне и др.), так и фантастических (фениксе, сиренах, кентавре), и лишь о некоторых растениях или драгоценных камнях (алмазе, кремне, магните и др.).
Каждый рассказ сообщал о свойствах существа или предмета, а затем давал символическое истолкование этим свойствам. Однако, как правило, и повадки животных, и особенности растений или камней в изложении «Физиолога» совершенно фантастичны, ибо основная цель его — найти аналогию между свойствами существа или предмета и каким-либо богословским понятием.
Так, например, о пеликане говорится, что, едва родившись, его птенцы начинают клевать родителей, пока те, измучившись, не убивают их. Но, оплакав погубленных детей в течение трех дней, родители решают их оживить. Для этого мать пробивает себе ребро, и птенцы, окропленные ее кровью, оживают. Поведение пеликана, утверждает «Физиолог», символизирует судьбу человеческого рода, отпавшего от бога, но спасенного кровью, пролитой за него Христом. Подобно этому фантастический рассказ об обычае львов (что львица рождает детеныша мертвым, а его оживляет отец через три дня, дунув на него) также соотносится с воплощением, смертью и воскресением Христа.
Тем не менее сами по себе рассказы о животных, как правило, весьма занимательны: так, о том же льве сообщается, будто бы он спит с открытыми глазами; крокодил плачет, пожирая свою жертву; птица-феникс сама сжигает себя на огне жертвенника, но в пепле зарождается «червь», который на второй же день превращается в птенца, а на третий — во взрослую птицу.
Рассказывается о повадках лисы: она притворяется мертвой, а как только птицы садятся и начинают клевать ее, — вскакивает и хватает их. Саламандра (разновидность земноводных), по утверждению «Физиолога», войдя в огонь, тушит его. В некоторых редакциях памятника рассказывается, что горлица (лесной голубь) после гибели «мужа» (т. е. самца) остается одинокой: она сидит на сухом дереве, «плачющися подруга (друга, любимого) своего» [40].
Нам известны списки «Физиолога» лишь начиная с XV в., но можно полагать, что памятник был переведен уже в Киевской Руси: характерно, что в письме киевского князя Владимира Мономаха (умер в 1125 г.) встречается тот же образ плачущей на сухом дереве горлицы применительно к вдове его погибшего сына.
«Христианская топография». Известностью пользовалась в Древней Руси и «Христианская топография» Космы Индикоплова. Косма был купцом, совершившим около 530 г. путешествие в Египет, Эфиопию и Аравию. В самой Индии, несмотря на свое прозвание — Индикоплова (т. е. плававшего в Индию), Косма, как полагают, не был и сведения об этой стране приводит по чужим рассказам.
Памятник состоит из 12 «слов» (глав), в которых содержится рассуждение об устройстве Вселенной. В частности, Косма утверждает, что Земля — плоская; она и покрывающее ее небо уподобляются комнате со сводчатым потолком. Видимое нами небо состоит из воды, а над ним простирается иное небо, невидимое нами. Движением светил и атмосферными явлениями управляют специально приставленные для этого ангелы. Столь же легендарны и сведения о животном и растительном мире тех стран, о которых говорит Косма.
Извлечения из «Христианской топографии» Космы встречаются уже в рукописях XIII в., однако полные списки памятника дошли до нас только от более позднего времени [41].



[1] Кирилл и Мефодий и их ученики создали, по-видимому, два славянских алфавита — «глаголицу», в скором времени вышедшую из широкого употребления, и «кириллицу» — алфавит, которым с некоторыми изменениями в составе букв и особенно в начертании мы пользуемся и сейчас.
[2] См.: Мещерский Н. А. Искусство перевода Киевской Руси. — «ТОДРЛ». М.-Л., 1958, т. XV; Он же. Проблемы изучения славяно-русской переводной литературы XI-XV вв. — «ТОДРЛ». М.-Л., 1964, т. XX, с. 198-206.
[3] См.: Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII веков Эпохи и стили. Л., 1973, с. 15-23.
[4] Компилятивным называется произведение, составленное из фрагментов других произведений. Такой метод создания новых текстов (особенно исторических или богословских) был широко распространен во всех средневековых литературах.
[5] Подробней см.: Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII вв., с. 23-44.
[6] От греч. Эсхатос — последний и логос — сужение, учение.
[7] См.: Истрин В. М. Александрия русских хронографов. М., 1893, с. 348.
[8] К богослужебным книгам относятся старейшие из сохранившихся древнерусских рукописей: евангелие-апракос 1056-1057 гг., переписанное для новгородского посадника Остромира (Остромирово евангелие), новгородские служебные минеи за 1095-1097 гг.. Архангельское евангелие-апракос 1092 г.
[9] Еретиками называли сторонников религиозных учений, иначе, чем официальная церковь, трактовавших различные библейские догматы и представления.
[10] Произведения этого типа называются иногда памятниками учительного красноречия или гомилетикой (от греч. гомилия — беседа).
[11] Обзор творчества этих византийских писателей см. в кн.: Памятники византийской литературы IV-IX веков. М., 1968, с. 9-37.
[12] «Изборник» 1073 года фототипически издан: Изборник великого князя Святослава Ярославича 1073 г. Спб., 1880; наборное издание текста «Изборника» с греческим параллельным текстом не было завершено (см.: Изборник великого князя Святослава Ярославича 1073 года. — ЧОИДР, 1882, кн. 4).
[13] См.: Изборник 1076 г. Издание подготовили В. С. Голышенко, В. Ф. Дубровина, В. Г. Демьянов, Г. Ф. Нефедов. М., 1965; Дубровина В. Ф. О греческих параллелях к «Изборнику» 1076 г. — «ИОЛЯ» «Известия Отделения литературы и языка АН СССР»), 1963, вып. 2; Адрианова-Перетц В. П. Афоризмы Изборника Святослава 1076 г. и русские пословицы. — «ТОДРЛ». М.-Л, 1970, т. XXV; Мещерский Н. А. К вопросу об источниках «Изборника» 1076 года. — «ТОДРЛ». Л., 1972, т. XXV.
[14] См.: Сперанский М. Н. Переводные сборники изречении в славяно-русской письменности. Исследование и тексты. М., 1904. См. также: Адрианова-Перетц В. П. Человек в учительной литературе Древней Руси. — «ТОДРЛ». Л., 1972, т. XXVII.
[15] Составление жития святого было обязательным условием его канонизации (признания его святости церковью); в то же время само житие в принципе должно было строиться по определенной схеме (об этом см. ниже, при анализе оригинальных русских житий).
[16] Безобразов П. Византийские сказания, ч. I. В кн.: — Рассказы о мучениках. Юрьев., 1917.
[17] Тексты византийских житий см. в кн.: Византийские легенды. Издание подготовила С. В. Полякова. Л., 1972. О сюжетах и художественных особенностях переводных житий см.: Адрианова-Перетц В. П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XIII вв. — В кн.: Истоки русской беллетристики. Возникновение жанров сюжетного повествования в древнерусской литературе. Л., 1970, с. 67-88; Она же. Житие Алексея, Человека божия в древней русской литературе и народной словесности. Пг., 1917.
[18] Столпниками называли отшельников, обитавших в келье, построенной на вершине колонны («столпа»), или в небольшой, столпообразной келье.
[19] В Киевской Руси были известны Синайский патерик, Скитский и, возможно, Египетский. По мнению некоторых исследователей, к переводам, сделанным еще в Киевской Руси, восходят и другие патерики, известные лишь в списках XIV-XV вв.
[20] Некоторые апокрифы, например, отражали воззрения богомилов — антифеодального движения, возникшего в Болгарии и Сербии в X в. и принявшего религиозную окраску. Согласно этому учению Мир создан одновременно дьяволом и богом: дьявол создал тело человека, а бог вдохнул в него душу, борьба зла (движущей силой которого является дьявол) и добра (олицетворенного в боге) продолжается в мире постоянно.
[21] В некоторых вполне традиционных житиях («Житии Василия Нового», «Житии Андрея Юродивого» и др.) отразились апокрифические представления о конце мира.
[22] Перечень индексов запрещенных книг см.: Яцимирский А. И. Библиографический обзор апокрифов в южнославянской и русской письменности (списки памятников), вып. 1. — В кн.: Апокрифы ветхозаветные. Пг., 1921, с. 1-75. Древнейший список такого индекса входит в «Изборник» Святослава 1073 г.
[23] Апокрифы «Паралипомен Иеремии» и «Хождение Агапия в рай» входят в знаменитый Успенский сборник. См.: Успенский сборник XII-XIII вв. Издание подготовили О. А. Князевская, В. Г. Демьянов, М. В. Ляпон. М., 1971, с. 31-37 и 466-473.
[24] Название это отражало основные составные части хронографа: он повествовал об эллинской (древнегреческой, языческой) истории и о римской, (христианской, византийской). Византийцы именовали себя ромеями, т. е. римлянами.
[25] См.: Истрин В. М. «Хроника Георгия Амартола» в древнем славянорусском переводе. Текст, исследование и словарь, т. I-III. Пг.-Л., 1920-1930. См. также: Творогов О. В. Древнерусские хронографы. Л.. 1975, гл. I и 4.
[26] См.: Удальцова З. В. «Хроника Иоанна Малалы» в Киевской Руси. — Археографический ежегодник за 1965 г. М., 1966; Шусторович Э. М. Древнеславянский перевод «Хроники Иоанна Малалы». История изучения. — Византийский временник, т. 30. М., 1969. Текст славянского перевода «Хроники Иоанна Малалы» опубликован В. М. Истриным в различных периодических изданиях с 1897 по 1914 г. Сведения об этих публикациях см. в статье Э. М. Шусторович или в кн.: Творогов О. В. Древнерусские хронографы. Л., 1975, с. 14.
[27] См.: Мещерский Н. А. Искусство перевода Киевской Руси; Творогов О. В. Беллетристические элементы в переводном историческом повествовании XI-XIII вв. — В кн.: Истоки русской беллетристики, с. 124-30.
[28] Исследование и издание памятника см.: Мещерский Н. А. «История Иудейской войны» Иосифа Флавия в древнерусском переводе. М.-Л., 1958.
[29] См.: Кузнецова Т. И. Историческая тема в греческом романе. «Роман об Александре». — В кн.: Античный роман. М., 1969.
[30] Исследование хронографической «Александрии» с изданием текста ее редакций см.: Истрин В. М. «Александрия» русских хронографов. М., 1893. Фрагменты из «Александрии» с переводом на современный русский язык см. в кн.: «Изборник» (Сборник произведений литературы Древней Руси). М., 1969.
[31] См.: Дигенис Акрит. Перевод, статьи и комментарии А. Я. Сыркина. М., 1960.
[32] Из древнерусского перевода остается неясным, кто такой Филипапа: в упомянутой греческой поэме о Дигенисе Акрите он является предводителем разбойников.
[33] Первая редакция «Девгениева деяния» читалась также в Мусин-пушкинском сборнике вместе со «Словом о полку Игореве»; сборник, как известно, погиб, и о тексте «Девгениева деяния» мы можем судить по описанию его состава издателями «Слова» и выпискам, сделанным из «Девгениева деяния» Н. М. Карамзиным.
[34] «Девгениево деяние» было исследовано еще в прошлом веке А. Н. Пыпиным, но наиболее фундаментальные исследования принадлежат М. Н. Сперанскому и В. Д. Кузьминой; ею же был обнаружен Титовский список «Девгениева деяния». См.: Сперанский М. Н. «Девгениево деяние». К истории его текста в старинной русской письменности. Исследование и тексты. — Сб. ОРЯС, (Отделение русского языка и словесности Академии наук), т. XCIX, № 7. Пг., 1922 (с изданием текста по Погодинскому и Тихонравовскому спискам); Кузьмина В. Д. «Девгениево деяние». Деяние прежних времен храбрых человек. М., 1962 (с изданием реконструированного текста первой и второй редакций и фотокопий списков «Деяния»). См. также: Истоки русской беллетристики, с. 180-192. Текст второй редакции (с переводом) издан также в кн.: Изборник, с. 172-195.
[35] Известны армянская, сирийская, арабская версии памятника. В основу славянского перевода, как полагает А. А. Мартиросян, положен именно армянский оригинал (см.: Мартиросян А. А. История и поучения Хикара Премудрого. Автореф. на соиск. степени докт. филол. наук. Ереван, 1970). Н. А. Мещерский высказался за сирийский оригинал древнерусского перевода (см.: Мещерский Н. А. Проблемы изучения славяно-русской переводной литературы XI-XV вв. — «ТОДРЛ». М.-Л., 1964, т. XX, с. 205-206).
[36] См.: Истоки русской беллетристики, с. 171 -180.
[37] См.: Григорьев А. Д. «Повесть об Акире Премудром». — ЧОИДР, 1908, кн. 3; 1909, кн. 3. Отдельное издание. — М., 1913.
[38] Иоанн был экзархом (наместником константинопольского патриарха) в IX-X вв. в Преславе, столице Болгарского царства.
[39] «Шестоднев» Иоанна, экзарха болгарского, по сербскому списку 1263 г. был издан в ЧОИДР (1879 г., кн. 3); сведения о переводных шестодневах см.: Баранкова Г. С. Шестодневы повествовательные. — В кн.: Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей для Сводного каталога..., ч. I, М., 1976, вып. 2.
[40] См.: Карнеев А. Материалы и заметки по литературной истории «Физиолога». Спб., 1890.
[41] Издание памятника см.: «Христианская топография» Космы Индикоплова. Спб., 1886. См. также: Ильюшина Л. А. «Христианская топография» Козьмы Индикоплова. — В кн.: Методические рекомендации по описанию славяно-русских рукописей, ч. I. M., 1976, вып. 2.
 
Главная страница | Далее


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: