А.Н.Радищев
Письмо к другу, жительствующему в Тобольске

 
Источник, комментарии

Санктпетербург 8 августа 1782 го Года

Вчера произходило здесь, с великолепием посвящение Монумента Петру Первому[1] в честь воздвигнутаго; то-есть открытие его Статуи, работы Г. Фальконета. Любезной друг побеседуем осем в отсудствии. Пребывая в отдаленном отечества нашего краю; отлученный от твоих ближних; среди людей не известных тебе, ни состороны качеств разума и сердца; не нашед еще может быть в краткое время твоего пребывания, нетокмо друга, но ниже приятеля, с коим бы ты, мог сетовать водни печали и скорби, и радоватся в часы веселия и утех: ибо печаль и скорбь исчисляются днями и годами, веселие часами, утехи же мгновением. Ты охотно думаю, употребиш час хотя единый отдохновения твоего, на беседование с делившим некогда с тобою горесть и радовавшимся о твоей радости; с кем ты юношеския провел дни свои.
Вокруг места где сооружался сокровенно чрез 15ть лет образ изваянный императора Петра, воздвигнута была рисованная на полотне заслона, а хоромина бывшая надним неприметно сломана и место вокруг все очищено.
В день назначенный для торжества, вовтором уже часу пополудни, толпы народа стекалися к тому месту где зреть желали лице обновителя своего и просветителя. Полки Гвардии Преображенский и Семеновский, бывшие некогда сотоварищи опасностей Петровых и его побед, так же и другие Полки Гвардии тут бывшие, под предводительством начальников своих окружили места позорища, Артиллерия, Кирасирской Новотроицкой Полк и Киевской пехотной заняли места наблиз лежащих улицах. Все было готово, тысящи зрителей назделанных для того возвышениях и толпа народа разсеяннаго повсем близ лежащим местам и кровлям ожидали с нетерпением зрети образ того, котораго предки их в живых ненавидели, а посмерти оплакивали. Истинно бо есть и непреложно; достоинство заслуги и добродетель привлекают ненависть нередко и самих тех, кои причины неимеют их ненавидеть; когда же вина и предлог ненависти изчезает, то и она не отрицает им должнаго, и слава Великаго Мужа утверждается по смерти. Сооружившая Монумент Славы Петра императрица Екатерина, сев на суда улетняго своего дома прибыла к пристани, вышед наберег, шествовала на уготованное при Сенате ей место, между строя воев своих. Едва вступить она успела на оное, как бывшая вокруг статуи заслона, помалу и неприметно как, опустилася. И се явился паки взорам нашим седящ на коне борзом в древней Отцов своих одежде, Муж, основание града сего положивший и первый которой на Невских и Финских водак воздвиг Российский Флаг доселе несуществовавший. Явился он взорам любезных чад своих сто лет спустя, когда в первые трепещущая его рука, младенцу ему сущу, прияла Скипетр обширныя России, пределы коея он разширил столь славно.
Благословенно да будет явление твое, речет преемница Престола его и дел и преклоняет главу. Все следуют ея примеру. Исе слезы радости орошают ланиды. О, Петр! — Когда громкия дела твои возбуждали удивление и почтение к тебе, из тысящи удивлившихся великости твоего духа и разума, был ли хотя един кто от чистоты сердца тебя возносил. Половина была ласкателей, кои вовнутренности своей тебя ненавидели и дела твои порицали, другия объемлемые ужасом безпредельно самодержавныя власти, раболепно пред блеском твоея славы, опускали зеницы своих очей. Тогда был ты жив, Царь, Всесилен. Ноднесь когда ты ни казниш ни миловать не можешь, когда ты бездыханен, когда ты меньше силен, нежели последний из твоих воинов, шестдесят лет по смерти, хвалы твои суть истинны, благодарность нелестна. Но колико крат более признание наше было живее и тебя достойнее, когда бы оно неследовало примеру твоея преемницы, достойному хотя примеру, но примеру того кто смерть и жизнь милионов себе подобных в руке своей имеет. Признание наше было бы свободнее, и чин открытия изваяннаго твоего образа, превратился бы в чин благодарственнаго молебствия каковое в радости своей народ возсылает к предвечному отцу.
Из тысящей бывших тут зрителей, известных было три человека[2], кои Петра 1 видели. Но неприметно было, ощутилили они при явлении его образа, то благоговение которое ощущаем, увидев Мужа славна, нам известнаго. — Действие продолжалося. Пушечная пальба состоящих на реке судов, с Крепости и Адмиралтейства, и троекратной беглой огонь, возвещали отсудственным явление образа приведшаго силы пространныя России в действие. — Стоявшия в строю полки, ударили поход, отдавая честь и с преклонными знаменами шли мимо подавшаго им первый пример слепаго повиновения воинской подчиненности, показывая учредителю своему плоды его трудов, при продолжающейся военных судов пальбе, которые Сардамскому плотнику в честь, украсилися многочисленными флагами. Сей день ознаменован [3] прощением разных преступников, и медалию сделанною в честь обновителя России.
Статуя представляет мощнаго всадника, на коне борзом стремящемся на гору крутую коея вершины он уже достиг раздавив змею в пути лежащую и жалом своим быстрое ристание коня и всадника оста[но]вить покусившуюся. Узда простая, звериная кожа в место седла, подпругою придерживаемая, суть вся конская збруя. Всадник без стремян в полукафтанье, кушаком препоясан, облеченной багряницею, имеющ главу, лаврами венчанную, и десницу простертую. Из сего довольно можешь усмотреть мысли изваятеля. Еслиб ты здесь был любезной друг, если бы ты сам видел сей оброз, ты зная и правилы искуства, ты упражняяся сам в искустве сему собратном, ты лучше бы мог судить о нем. Но позволь отгадать мне мысли творца образа Петрова. Крутизна горы, суть препятствия кои Петр имел производя в действо свои намерения; змея в пути лежащая, коварство и злоба искавшие кончины его за введение новых нравов; древняя одежда звериная кожа и весь простой убор коня и всадника, суть простыя и грубыя нравы и непросвещение, кои Петр нашел в народе которой он преобразовать вознамерился; глава лаврами венчанная, победитель бо был прежде нежели законодатель; вид мужественной и мощной и крепость преобразователя; простертая рука, покровительствующая, как ее называет Дидеро[4], и взор веселый, суть внутренное уверение, достигшия цели, и рука простертая являет что крепкия муж преодолев все стремлению его противявшияся пороки, покров свой дает всем чадами его называющимся. Вот любезной друг слабое изображение того, что взирая на образ Петров я чувствую. Прости буде я ошибаюся, в моих суждениях, о искустве коего правила мне малоизвестны. Надпись зделана на камне самая простая: Петру Первому, Екатерина Вторая, Лета 1782го.
Петр по общему признанию наречен Великим, а Сенатом — отцем Отечества. Но за что он может Великим назватся. Александр раззоритель полусвета назван Великим; Константин, омывыйся в крови сыновней, назван Великим; Карл первой возобновитель Римския Империи, назван великим; Лев Папа Римский, покровитель наук и художеств, назван великим; Козма Медицис Герцог Тосканский назван великим; Генрих, доброй Генрих IV, Король Французский, назван великим; Людвих XIV, тщеславый и кичливый Людвиг, Король Француский, назван великим; Фридрих II, король Прусский, еще при жизни своей назван великим. Все сии Владетели, о множестве других не упоминая коих ласкательство великими называет, получили сие название для того что изступили из числа, людей обыкновенных услугами к Отечеству, хотя великия имели пороки. Частной человек гораздо скорее может получить название великаго, отличаяся како[й] либо добродетелию или качеством, но правителю народов мало для приобретения, сего лестнаго названия, иметь добродетели или качества частных людей. Предметы над коими разум и дух его обращается суть многочисленны. — Посредственной Царь исполнением одной из должностей своего сана, был бы может быть великий муж в частном положении; но он будет худой Государь, если для одной пренебрежет многия добродетели. И так вопреки Женевскому гражданину[5] познаем в Петре мужа необыкновеннаго, название великаго заслужившаго правильно.
И хотябы Петр неотличился различными учреждениями, к Народной пользе относящимися, хотя бы он небыл победитель Карла XII, то мог бы и для того великим назваться что, дал первый стремление столь обширной громаде, которая яко первенственное вещество была без действия. — Да неуничижуся в мысли твоей любезной друг превознося хвалами столь властнаго Самодержавца, которой изтребил последния признаки дикой вольности своего отечества. Он мертв, а мертвому льстити неможно! И я скажу что мог бы Петр славнея быть, возносяся сам и вознося отечество свое утверждая вольность частную; но если имеем примеры что Цари оставляли Сан свой дабы жить в покое; что произходило не от великодушия, но от сытости своего Сана; то нет и доскончания мира, примера может быт[ь] небудет чтобы Царь успустил добровольно что ли из своея власти, седяй на Престоле*.

Источник: А. Н. Радищев. Полное собрание сочинений в 3-х тт. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1938. Т. 1. С. 146-151, 461-462 (автор примечаний к «Дневнику одной недели» Г.А.Гуковский)

Примечания (Г.А.Гуковского): «Письмо» — первенец «вольной» типографии Радищева; напечатано анонимно в начале 1790 г. (полный титул: «Письмо к другу жительствующему в Тобольске. По долгу звания своего. С дозволения Управы Благочиния. В Санктпетербурге. 1790»); экземпляры первого издания чрезвычайно редки: важнейший хранится в VII разряде б. Гос. Архива в «деле» Радищева № 2760/778. Тут же собственноручная записка Екатерины II, без адреса: «По городу слух, будто Радищев и Щелищев писали и печатали в домовой типографии ту книгу [«Путешествие»]. Исследовав, лучше узнаем». На полях стр. 7 — 8 отчеркнуто карандашом: «но колико крат... к предвечному отцу»; на стр. 8 — 9 «шли мимо подавшего... прощением разных преступников»; на стр. 14 (примечания): «если бы... мысли». Кроме черты, здесь имеется «NB». Далее следуют в «деле» копии с замечаний Екатерины на «Путешествие» и в конце их (на поле л. 26): «Сие сочинение [«Письмо»] такожде господина Радищева и видно из подчерченных мест, что давно мысль ево готовилась по взятому пути, а французская революция ево решила себя определить в России первым подвизателем. Я думаю, Щелищев едва ли не второй. До протчих добраться нужно. Изо Франции еще пришлют вскоре паричко».
Кому «Письмо» адресовано, трудно сказать. «Письмо» начато было сразу после открытия памятника Петру I (7/VIII 1782 г.), а напечатано в 1790 г., когда Людовик XVI нечто «добровольно упустил из своей власти». Возможно, что первоначально адресат находился даже не в Сибири, а в каком-то другом «отдаленном отечестве нашего крае», и лишь близ 1789 г. поселился в Тобольске. Не был ли этим адресатом Александр Васильевич Алябьев (р. 1746), назначенный в 1787 г. Тобольским губернатором? Его, надо полагать, имел в виду А. М. Кутузов, когда беспокоился об участи Радищева и просил кн. H.H. Трубецкого осведомиться чрез «Александра Васильевича» (17 XII 1790, — Я. Л. Барсков, «Переписка московских масонов», 1915, стр. 51), наконец, им ласково принят был Радищев, когда жил в Тобольске, на пути в Илимск (Архив кн. Воронцова, V, 293 — 309).

[1] Памятник Петру I задумала поставить имп. Елизавета. Исполнить его поручено было «штукатурных дел мастеру» Мартелли; 8/Х 1764 И. И. Бецкий донес Сенату, что Екатерина II эту «работу апробовать не соизволила». По просьбе Бецкого и по указанию Дидро русский посланник в Париже кн. Д.А. Голицын 10 IX 1766 заключил контракт с членом Парижской королевской академии живописи и скульптуры, Фальконе. Модель была закончена Фальконе в 1769 г.; на пьедестале памятника была сделана надпись: Petro primo Catharina secunda (Петру I Екатерина II), сочиненная А. П. Сумароковым. Открытие памятника подробно описано в № 79 СПб. Ведомостей, 1782: всю ночь на 7 VIII бушевал сильный ветер с беспрестанным дождем; небо с утра было помрачено тучами; но вскоре после полудня открылось солнце и на весь день установилась тихая и ясная погода; Екатерина смотрела на торжество с балкона в Сенате. Из окон сенатских покоев любовались особы первых двух классов с их семьями, остальные чины разместились в галереях вокруг площади со стороны Невы; река была покрыта множеством крупных и мелких судов; мачты их представляли собой густой лес. Из полков раньше всех появился на площади Преображенский, а в завершении всего «военного строя» — Семеновский. Екатерина прибыла на торжество водою к 5 часам дня, «сев на суда у летнего своего дома». В XVIII в. было три дверца в Летнем саду: 1) Петра I, построенный им для Екатерины I и существующий в настоящее время; 2) имп. Анны, сломанный при Елизавете; в нем был арестован Бирон в ночь на 8/XI 1740; 3) дворец Елизаветы на месте позднейшего Михайловского или Инженерного замка.
[2] Три человека — трое стариков, современников Петра I, которых имеет в виду Р., были, вероятно, гр. Генрих-Берендт Тизенгаузен (1703 — 1789), И.И. Бецкий (1704 — 1795) и С.X. (Иоганн Эрнст) фон Миних (1768 — 1783) или кн. А.М. Голицын (1718 — 1788).
[3] Сей день ознаменован — 7 VIII 1782 был издан манифест «О разных милостях, дарованных преступникам по случаю открытия монумента императору Петру I» (Полн. Собр. Законов № 15488). Согласно манифесту снижались наказания для осужденных, прекращались следствия по делам, продолжавшимся более десяти лет, объявлялась амнистия некоторым группам каторжных, беглым, корчемникам и т. д. Указом 9 VIII площади, на которой был поставлен памятник, было присвоено название Петровской.
[4] Дидро пробыл в Петербурге почти пять месяцев, с 28 IX (9 X) 1773 до 22 II (5 III) 1774, и бывал в мастерской Фальконе.
[5] Женевский гражданин — Ж. Ж. Руссо. Радищев имеет в виду следующий несправедливый отзыв Руссо о Петре: «Петр обладал подражательным гением; он не обладал настоящим гением, таким, который творит и создает все из ничего. Некоторые из сделанных им нововведений хороши, большинство было неуместно. Он сознавал, что его народ — варварский народ, но он не сознавал, что он не созрел для гражданского порядка. Он хотел его цивилизовать, когда его надо было только приучать. Он желал сначала создать немцев и англичан, когда прежде всего необходимо было создать русских. Он помешал своим подданным стать когда-либо тем, чем они могли быть, уверяя их, что они — то, чем они на самом деле не являются. Именно такое образование дает французский воспитатель своему воспитаннику, чтобы он блистал во время своего детства, а потом не был бы никогда ничем» («Общественный договор»). Мабли в своем «De l'étude de l’histoire» признавал Петра I великим, указывая в то же время, что он не создал такого порядка, «который мог бы держаться и после великих людей, и без них, не боясь ничтожества и даже порочности владык».
Если бы сие было писано в 1790 году то пример Лудвига XVI дал бы сочинителю другие мысли.
 
Главная страница


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: