|
Повсеместно предается анафеме Максим Горький. Пожалованный публикой в свои
любимцы, он не сумел оценить этой высокой чести, и когда в один прекрасный вечер
его пришпилили, как бабочку, для надлежащего рассмотрения,— он заворочался на
проволоке и жестоко оскорбил этим неприличным движением снисходительных зрителей.
Пришпилен он был на одну проволоку с Ант. П. Чеховым, и произошло это в стенах
«Художественного» театра, где оба писателя присутствовали в течение нескольких
вечеров подряд. Есть основание думать, что пришли они в театр за тем, за чем
ходят туда и другие,— смотреть, но в действительности они сами подверглись
операции рассматривания, и притом операции в достаточно жестокой и грубой форме.
Толпа любопытствующих «почитателей» плотным кольцом окружила их и старательно
следовала за ними: направо — направо, налево — налево, в буфет — в буфет. В
буфете они садятся пить чай — и почитатели с жадным любопытством смотрят в рот,
вдумываясь в смысл каждого движения рук и челюстей любимого писателя:
— Смотрите, Чехов сухарь взял!
— А Горький-то, Горький-то лимон давит!
Зловещим шепотом, пораженные ужасом и изумлением:
— Глотают!..
— Не может быть!
— Ей-Богу!
С восторгом:
— Подавился!
— И Чехов подавился?
— Оба подавились!
— Какие у них у обоих большие глаза.
— Но какое странное выражение!
— Господа, нельзя же так: вы мне на мозоль наступили.
— Виноват... Скажите, пожалуйста, что здесь показывают?
Давно уже прозвучал третий звонок и занавес поднят, но почитатели предпочитают
смотреть, что пьет А. П. Чехов, нежели то, что он написал: «Дядю Ваню». Особый,
весьма культурный род почитания, довольно распространенный. Вот тут-то М. Горький
и совершил инкриминируемый поступок. Менее, по-видимому, кроткий характером,
нежели А. П. Чехов, он произнес краткую, но энергичную речь, в таком виде передаваемую
газетами:
«Что вы глазеете на меня? Что я — Венера Медицейская, балерина или утопленник?
Я пишу рассказы; они вам, очевидно, нравятся,— очень рад этому обстоятельству.
Но зачем же вы ходите за мной по следам, смотрите мне в рот, хлопаете мне?..
Напишу пьесу, понравится вам,— ну и шлепайте себе на здоровье... Вот и сейчас
в театре давно уже подняли занавес, идет такая чудная, высокохудожественная
пьеса, а вы предпочитаете стоять в фойе и смотреть, как я с Антоном Павловичем
чай пью... Стыдно, господа, стыдно...»
В самые сердца проникло слово любимого писателя, и почитатели — захлопали:
— Браво! Браво! Бис!
Не знаю, в газетах не сказано, каковы в этот момент были лица Горького и Чехова.
Но мне думается, что они должны были рассмеяться: уж очень это мило, ей-Богу.
Конечно, на следующий же день «инцидент» был предан гласности и затем совершил
круговой рейс по всем газетам с добавлением различных комментариев. Последние,
как это водится, гораздо интереснее самого «инцидента».
Характернее всего было письмо «из публики» (то есть одного из тех, кому М.
Горький сказал: «стыдно»), помещенное в «Новом времени». Отнесясь с полным неодобрением
к тону и слогу горьковской речи, почитатель заявляет:
«Избалованный критикой и читателями, г. Горький принял только на свой счет
все внимание публики» etc.
Далее почитатель возмущается, что Горький сказал: «Я пью чай с Антоном Павловичем»,
а не так хотя бы: «Антон Павлович пьет чай со мной», и на этом основании сравнивает
М. Горького с опереточным Сам-Пью-Чай. Наконец говорит почитатель: «Ни место,
ни время, ни вежливость не позволяли нам ответить Горькому, как следовало...»
И после этих грозных намеков неожиданно добавляет: «...тогда мы в замешательстве
могли только поаплодировать чудаку».
Вот это письмо действительно интересно. Еще раз оно подтверждает, что не умерло
великое русское правило: или в ручку — а не то в зубы. Не дал Горький ручку
поцеловать — так в зубы его. Дает это письмо представление и о том, что за «почитатели»
ходили толпой за писателями.
Любопытные отзывы появились и в прессе. Особенно хорош один из них, на основании
именно этого инцидента обвиняющий М, Горького в том, что он — намеренно рекламирует
себя! Именно: зачем г. Горький каждый антракт ходит через фойе в кабинет
г. Немировича-Данченко? Зачем г. Горький публично пил чай с Антоном Павловичем?
Зачем г. Горький подчеркивает «свою персону» синей блузой?
Зачем, наконец, добавлю я от себя,— М. Горький не сидит на крыше, куда никто
из почитателей к нему не полез бы? Зачем М. Горький написал эти свои рассказы?
Да и за каким наконец чертом он родился.— как не для саморекламы!
Нет, гг. «почитатели», несите ваши восторги тенорам, борцам, призовым лошадям,
балеринам,— но оставьте писателей: стыдно!
Источник. Андреев Л. Повести и рассказы в 2-х
томах. – М.: Худож. лит., 1971.
Комментарий.
Впервые — в газете «Курьер», 1900, № 317, 15 ноября («Впечатления»).
28 октября 1900 г. М. Горький вместе с А. П. Чеховым был в Московском Художественном
театре на спектакле «Чайка». В антракте публика устроила М. Горькому
овацию. Возмущенный этой бестактностью, М. Горький заявил: «Мне, господа,
лестно ваше внимание, спасибо! Но я не понимаю его. Я не Венера Мидицейская,
не пожар, не балерина, не утопленник; что интересного во внешности человека,
который пишет рассказы? Вот я напишу пьесу — шлепайте, сколько вам угодно.
И как профессионалу-писателю мне обидно, что вы, слушая полную огромного
значения пьесу А. П. Чехова, в антракте занимаетесь пустяками» (Письмо
А. М. Горького, адресованное в газ. «Северный курьер», написано между
10 и 18 ноября 1900 г., — № 363, 18 ноября). Слова М. Горького в искаженном
виде были воспроизведены в тенденциозном фельетоне Пэка «Кстати» (Новости
дня, 1900, № 6268, 1 ноября) и затем обошли газеты. Инцидент получил
в целом неблагоприятное для М. Горького освещение в прессе. Таким, например,
был фельетон Т. А. «Горький и Агафья Тихоновна» в «Новом времени», 1900,
№ 8876, 11 ноября. Сам Андреев не был очевидцем инцидента в театре и,
выступив в защиту М. Горького, основывался на сведениях, которые мог
почерпнуть из фельетона Пэка. 16...18 ноября 1900 г. М. Горький писал
Андрееву из Нижнего Новгорода: «Спасибо, Леонид Николаевич, спасибо,
голубчик! Вы очень хорошо написали о моем столкновении с публикой —
вы относитесь к ней, как настоящий писатель. Уважать ее — не за что,
ненавидеть — за все» (ЛН, т. 72, с. 73). Конфликт М. Горького с театральной
публикой подсказал М. Горькому тему для рассказа «О писателе, который
зазнался» (впервые размножен на гектографе в Москве в марте 1901 г.).
...предан гласности... — В первой публикации: «...предан гласности,
если не ошибаюсь, мистером Пэком «Новостей дня». Пэк — псевдоним фельетониста
В. А. Ашкинази (1873 — ?), впоследствии автора воспоминаний «Отрывки об Андрееве»
в журн. «Вестник литературы», 1920, № 9, под псевдонимом: В. Азов.
|
