Л.Андреев
О «Двух душах» М. Горького

 
Источник, комментарии

Для тех, кто читал статью М. Горького в «Русском слове», его «Две души» не представляют собою ничего неожиданного и нового. Та же ненависть и презрение к Востоку и скорбь о нашей азиатчине, тот же решительный взмах пера, в одно мгновение рассекающего самые сложные узлы, в какие издревле запутался и завертелся наш русский дух. И разве только еще прямолинейнее ставится вопрос и еще решительнее рассекающий жест писателя.
Все дурное с Востока, все хорошее с Запада — таково основное и категорическое утверждение М. Горького, столь категорическое, что оно кажется почти метафизичным и от немногих доказательств, приводимых писателем, лишь теряет в силе и убедительности, как это свойственно всякой метафизике. И я не стану здесь повторять тех веских и порою ядовитых возражений, которые уже были высказаны М. Горькому по поводу Востока, неизмеримо более сложного, мудрого и значительного, чем это кажется писателю: там, где царят чувство и заранее готовая мысль, всякие возражения и доказательства являются ненужными.
Сама по себе мысль о противуположности Востока Западу совсем не нова и уже в значительной степени исчерпана в спорах; и будь высказана эта мысль в другой, более мягкой и доступной разуму форме, а также другим, менее популярным писателем, а не Горьким — она едва ли обратила бы на себя внимание и вызвала настоящий ответ. Но, наряду с умерщвлением Востока, той же, если не более тяжкой участи подвергает М. Горький и весь русский народ, что уже вовсе выходит за пределы «западничества» и всей статье его дает неожиданный смысл, о котором я скажу ниже. Вот характеристика русским, даваемая М. Горьким:
«У нас, русских, две души: одна от кочевника-монгола, мечтателя, мистика, лентяя, убежденного в том, что «Судьба — всем делам судья», «Ты на земле, а Судьба на тебе», «Против Судьбы не пойдешь», а рядом с этой бессильной душой живет душа славянина. Она может вспыхнуть красиво и ярко, но недолго горит, быстро угасая, и мало способна к самозащите от ядов, привитых ей, отравляющих ее силы».
О третьей душе, которая была бы у нас, М. Горький ничего не говорит, по-видимому, ее нет; а эти две, сколько их ни складывай, результат дают весьма неутешительный, но вполне соответствующий тому, что еще недавно на столбцах «Русского слова» говорил писатель о бессилии и пассивности великороссов, об их единственном умении — уходить от жизни, а не творить таковую!
И в дальнейшем изложении своем, с восторгом, который мы вполне разделяем, писатель говорит об активности западноевропейских народов, об их неутомимости в исследовании, в творчестве жизни, в углублении и совершенствовании ее форм. Предостерегая нас от пессимизма — «он постыден для молодой нации», его основа в том, что «натуры пассивные, созерцательные, склонны отмечать в жизни преимущественно ее дурные, злые, унижающие человека явления», ибо «за ними удобно скрыть свое слабоволие, обилием их можно оправдать свою бездеятельность», — он верно и метко характеризует начала противуположные, активные: «Натуры действенные, активные, обращают свое внимание главным образом в сторону положительных явлений...»
Все это так, и все это напечатано в журнале «Летопись», вышедшем в декабре 1915 г. в городе Петрограде, в момент, как раз особливо подходящий для того, чтобы всех нас призывать к активности и подражанию Западу.
Но чем больше соглашаемся мы с похвалою активности Запада, чем ненавистнее становится в наших глазах «бессильный и постылый пессимизм», не способный отмечать положительные явления, тем непонятнее становится для нас позиция самого М. Горького, его собственный беспросветный пессимизм, с каким относится он к русскому народу. Дело не в восторгах, которых русский народ еще не заслужил и не скоро заслужит, а в простой справедливости, которая и преступнику оставляет «искру Божию» и дает надежду на возрождение. И если вообще не следует унижать человека, с чем мы опять-таки с восторгом соглашаемся, то есть ли последовательность в том, чтобы целый народ был унижен? И если вообще всякий человек нуждается в ободрении, то насколько такое ободрение <нужно> народу, который так или иначе, плохо ли, хорошо ли борется за свою жизнь? А ведь на страницах всей статьи писателя ни единого бодрого слова о русском народе, ни единого просвета в непроницаемой тьме, которою окутаны обе «Души» его! Как начато, так и кончено: торжественной и пышной панихидой.
И неизбежно напрашивается тот неожиданный вывод, о котором я предупреждал читателя: сам М. Горький, карающий нашу пассивность и уныние, не является ли тем «Lupus in fabula» [1], о котором рассказывается? Он сам, со своими «Двумя душами» и своей «Летописью», не оказывается ли тем пассивным и бездеятельным славянином, мрачный пессимизм, слабоволие и пассивность которого столь настойчиво противуполагаются яркой активности воюющего Запада?
Есть старый и порядочно избитый афоризм: «ex oriente lux» [2], и против него всеми своими статьями борется М. Горький. Но мы боимся, что, переместив так решительно солнце на Запад и в полный мрак погрузив Россию, писатель попал в то именно положение некоторой двойственности, которое так удачно изобразил Пушкин:
Се с запада восходит царь природы,
И удивленные народы
Не знают, что начать:
Ложиться спать, — или вставать.
Так оно и выходит, и даже поверхностное рассмотрение журнала «Летопись» подтверждает наше опасение, что не только сам М. Горький, но и остальные народы, следуя за ним, охвачены удивлением и решительно не знают, что начать: ложиться спать или вставать.
Начнем с обложки. Воспевающий активность и сам рожденный в момент наивысшей активности, когда все народы Запада во главе с Германией, Англией и Францией напрягают все свои силы и всю свою национальную мощь для борьбы, этот журнал самим своим тихим названием: «Летопись» — уже свидетельствует о некоей пассивной созерцательности, о своей готовности смотреть и записывать, но отнюдь не творить. Не бешено-активный Ахиллес, даже не хитроумный Одиссей является вождем и идеалом этих удивленных народов, а смиренный летописец Нестор, бесстрастный повествователь о чужих деяниях.
А за обложкой удивление разрастается с каждой статьей, — «растет с быстротою тыквы», по живописному выражению Горького в одном из его рассказов. Как было задолго объявлено, наилучшим украшением «Летописи» является «Дневник» Л. Толстого — и это очень удачно для начинающего журнала. Но при чем здесь солнце с Запада? Всем известно отношение Толстого к Востоку, его увлечение буддизмом и Шопенгауэром, пламенным почитателем нирваны, его религиозность, его анархизм; да и в дневнике все это выражено с большою полнотою и даже как бы нарочитостью, весьма отрицательно относясь к западникам Грановскому, Белинскому и Герцену, Толстой тут же говорит о «прелестной книге индийской мудрости» (Joga's philosophy), порицая Ломброзо («ограниченный, наивный старикашка»), хвалит заезжего японца. И по всему дневнику рассеяны критические выпады против Маркса и марксистов. Как это понять свежему человеку? Приведен ли «Дневник» лишь для доказательства того, чем не должен быть русский человек, или — что допустимо в этом царстве удивленности, — солнце в этом месте журнала по-прежнему продолжает восходить с Востока?
Но «Дневником» удивление не ограничивается. Устами М. Горького, своего вдохновителя, как это значится на обложке, страстно понося бездеятельный пессимизм, не способный подмечать «положительные явления», журнал печатает весьма мрачную статью-разговор г. Плуталова и уже совсем пессимистическое письмо из Франции г. Лозовского. Речь в письме идет о тех условиях, на каких наши союзники представляют себе возможным и желательным мир с Германией. Взяв несколько безвестных органов печати и безвестных французов, охваченных аннексионистским бредом и погруженных с головой в католические и иные реакционные мечты, г. Лозовский чистосердечно принимает их за всю мыслящую Францию и таким мрачным возгласом заключает свое весьма любопытное письмо:
«Таковы те чаяния и надежды, которые выплывают на взбаламученную поверхность французской общественной жизни и вскрывают движущие силы современного мирового конфликта».
Это ли не мрачно?
Но особенно ярким и даже ослепляющим светом разгорается удивление народов в «письме в редакцию» «одного из недоумевающих». Надлежащую этическую оценку этого письма, напечатанного редакцией «из сострадания», причем сама редакция «не во всех воззрениях совпадает» с г. «Недоумевающим», дал г. Заславский в газете «День»: «Наполненное грубой бранью против Плеханова, Бурцева и Алексинского, таинственное письмо далеко выходит за пределы принятого в нашей серьезной журналистики».
Но, как это ни странно, еще более странным является самое содержание письма. Если М. Горький находит у русского народа «Две души» и притом одинаково скверные, то письмо «Недоумевающего» открывает у того же русского народа «два патриотизма», также одинаково скверных и зазорных, ибо один — это патриотизм чеховского лакея Фирса, другой — лакея Смердякова; и как не дает третьей души М. Горький, оставляя нас в отчаянии, так не дает третьего, более приличного патриотизма и г. «Недоумевающий».
Две души — и обе ничего не стоят; два патриотизма — и оба лакейские. Это ли не мрачно? Это ли не пессимизм, убивающий всякое хотение, всякую волю, почти всякую надежду? Поверить всему этому, — так и жить не стоит, а, «сложив бездеятельно руки на пустой груди», — головою в омут. И при чем, наконец, активный Запад во всей этой доподлинной славянщине, печально оправдывающей слова того же М. Горького о единственной способности великороссов — это к уходу из жизни?
Не таков Запад, не таковы его речи, не таковы и поступки. Что бы он ни делал и какие бы цели ни ставил он в своей борьбе, он идет к ним решительно и смело, о чем свидетельствует и вся его текущая жизнь, полная горения, энергии и силы. Критика, но не самооплевание и не сектантское самосожжение, движение вперед, а не верчение волчком — вот это истинный образ. И идти за Западом — это значит прежде всего быть полной противуположностью «Летописи» с ее удивленными народами, Плуталовыми и Недоумевающими.
Не стоило М. Горькому перетаскивать солнце с Востока на Запад лишь для того, чтобы ярче осветить его лучами такую безнадежную и унылую пустыню в восточнославянском стиле, какою является по первой своей книжке пристрастно созерцательная «Летопись»!

_________________
[1] Волк в басне (лат.). Употр. в значении: легок на помине.
[2] С востока свет (лат.).

Источник. Андреев Л. Повести и рассказы в 2-х томах. – М.: Худож. лит., 1971.
Комментарий.
Впервые — в журнале «Современный мир», 1916, № 1, отд. 2, с. 108 — 112.
Поводом для статьи послужила статья М. Горького «О двух душах», опубликованная в журнале «Летопись», 1915, декабрь.
М. Горький адресовал свою статью демократии, которая «должна <...> научиться понимать, что дано ей в плоть и кровь от Азии, с ее слабой волей, пассивным анархизмом, пессимизмом, стремлением опьяниться, мечтать, и что в ней от Европы, насквозь активной, неутомимой в работе, верующей только в силу разума, исследования, науки» (Летопись, 1915, декабрь, с. 134). Сам М. Горький не считал выводы своей статьи окончательными и в последовавшем за ней «Письме к читателю» (Летопись, 1916, № 3, март) заметил: «Я хотел бы, чтобы меня убедили в ошибке, ничего не помешает мне сознаться в ней, если она будет доказана» (цит. по кн.: Горький М. Статьи 1905 — 1916 гг., изд. 2-е, 1918, Пг., с. 195). 9 марта 1916 г. он признал в письме В. Я. Брюсову: «Я знаю, что статья написана неумело и что вообще публицистика не моя работа» (Горький М. Полн. Собр. соч. т. 29, с. 354).
Как и следовало ожидать, статья М. Горького «Две души» стала поводом для острой полемики. Так, Н. Бердяев в статье «Азиатская и европейская душа» упрекал М. Горького «за провинциализм, не ведающий размаха мировой мысли» (Утро России, 1916, № 8, 8 января). С. Кондурушкин в статье «Чужой ум» утверждал: «К сожалению, сквозь очки партийности русская жизнь уже давно рисуется Горькому в уродливых очертаниях, оценивает ли он ее по-своему положительно или отрицательно. Вот теперь, возвратившись из-за границы, он находит, что все скверно в России, обесталанела и свалилась в яму вся страна. Он, человек «положительного» знания и «демократических убеждений», пускает словесные туманы о двух душах в мире, насилует факты истории и современности» (Речь, 1916, № 120, 3 мая). «Читал ли ты «Летопись» и горьковские «Две души»? Вот надменная чепуха, — негодовал Андреев в письме к С. Голоушеву от 9 апреля 1916 г. — И как Шмелев согласился работать в таком журнале? Спроси его от меня. Там такая мерзость — это «письмо в редакцию» неизвестного, но с оборотами Горького. Написал (еще не печатал) статью «О «двух душах» М. Горького». Он отрицает Восток и утверждение: «экс ориенте лукс» (свет с востока) заменяет обратным; вот я и разделываю его на слова: «Се с запада восходит царь природы, и удивленные народы — не знают, что начать — ложиться спать или вставать» (ИРЛИ). Упрекая М. Горького в пессимизме, неверии в народ, Андреев как бы возвращал М. Горькому его же обвинения по своему адресу. Это было замечено. После напечатания статьи Андреева некто М. 3. отмечал в «Утре России», 1916, № 55, 24 февраля: «Статья Л. Андреева написана с обычным для этого писателя темпераментом публициста. С очевидностью ясно, что статья М. Горького больно задела Л. Андреева и он только отвечает «ударом на удар», болью за боль...» Времена менялись, и давний противник Андреева-писателя А. В. Амфитеатров обратился к нему 23 мая 1916 г. из Рима с дружеским по тону письмом: «Читал я полемику по поводу «Двух душ» (самой статьи не читал) и только диву дался: в какие дебри занесла нелегкая эту несчастную голову, столь необычайно умную в простоте и здравомыслии обыденной жизни, но истинную Перепетую-путаницу в интеллигентских мудрствованиях <...> Большая дружба с Горьким и нежное чувство, которое я питаю к нему, — каюсь, до слабости, — препятствует мне выступить против него публичною полемикою, потому что пришлось бы вести ее, не жалея плеча, колоть с размаха. А я даже по вашим статьям в «Современном мире» вижу, как это трудно и скорбно, когда речь идет о заблуждениях (к слову сказать, упрямо повторяемых, но не производящих впечатления ни искренности, ни даже отчетливой сознательности, ибо до жалости противоречивых) такого большого и хорошего писателя и человека, как Алексей Максимович. Поэтому почти радуюсь, что у меня нет места, где бы я мог бы высказаться насчет «Двух душ» по душам, и, таким образом, сохраняю право внимать полемике со стороны и умыв руки, яко Пилат» (ЦГАЛИ). М. Горький ответил на статью Андреева, не называя его по имени, в «Письме к читателю»: «С литераторами я не стану спорить, ибо не чувствую, чтоб мои противники ориентировались в вопросе о ценности активного и пассивного отношения к жизни, не вижу, чтоб они вполне ясно для себя и для меня — определили свое отношение к отрицательным началам русской психики».
...статьи М. Горького в «Русском слове». — Имеется в виду статья «О современности» (Русское слово, 1912, № 51, 2 марта).
Ex oriente lux (лат.) — с Востока свет. Выражение восходит к евангельскому повествованию о рождении Иисуса (Евангелие от Матфея, гл. 2, ст. 1).
Се с запада восходит Царь природы... — экспромт, приписывавшийся А. С. Пушкину.
...смиренный летописец Нестор... — Подразумевается помещенная в разделе «Внутреннее обозрение» статья В. П. Сватковского «Прогрессивный блок и бюрократия», подписанная псевдонимом «Нестор».
...удивление разрастается... «растет с быстротою тыквы», — это живописное выражение Горького... — М. Горький Максим. Один из королей республики. Интервью. Изд. Дитца, Штутгарт, 1906.
»Дневник Л. Толстого». — Имеется в виду публикация в «Летописи» А. М. Хирьяковым отрывков из подготовленного к выходу в свет издания Дневника Л. Толстого (1895 — 1896 гг.), под ред. В. Г. Черткова. М., 1916.
...весьма отрицательно относясь к западникам Грановскому, Белинскому и Герцену. — Андреев имеет в виду следующее место из дневника Л. Толстого: «Все эти Грановские, Белинские, Чернышевские, Добролюбовы, произведенные в великие люди, должны благодарить правительство и цензуру, без которых они бы были самыми незаметными фельетонистами» (запись от 17 мая 1896 г. См.: Толстой Л. Полн. собр. соч., т. 53, с. 90 — 91).
...говорит о «прелестной книге индийской мудрости»... — Речь идет о книге Суоми Вивенада: «Jogas Phiorsophy. Lecturel on Raja Joga, or Conquering internal nature». В русском переводе с английского Я. К. Попова издана в 1911 г. под заглавием «Философия Йога. Лекции, читанные в Нью-Йорке зимою 1895 — 1896 гг.; о Раджи-Иох, или подчинении внутренней природы, и афоризмы Патанджали с комментариями».
Ломброзо Чезаре (1836 — 1909) — итальянский психиатр и криминалист, объяснявший преступность биологическими факторами. 11 августа 1897 г. приехал к Л. Толстому в Ясную Поляну (см.: Ломброзо Ч. Мое посещение Толстого. Женева, изд. Элпидина, 1902). Л. Толстой отозвался о Ломброзо в своем дневнике 15 августа: «ограниченный, наивный старичок», а его учение определили словом «бред» (Толстой Л. т. 53, с. 150).
...хвалит заезжего японца. — Имеется в виду Д. П. Кониси (1862 — 1940) — крещеный японец, студент Киевской духовной академии, переводчик. Впоследствии (1912 — 1914) — профессор университета в Киото. С Л. Толстым познакомился в 1892 г.
...весьма мрачную статью-разговор г. Плуталова. — Содержанием статьи В. Плуталова «Дорожный разговор» является беседа двух пассажиров в купе вагона о войне с Германией.
...письмо из Франции г. Лозовского. — А. Лозовский. Литература о будущем мире (Письмо из Франции).
...»Письмо в редакцию» «одного из недоумевающих». — «Один из недоумевающих. Нужны ли убеждения? Письмо в редакцию». Псевдоним не раскрыт. Печатая это письмо, редакция «Летописи» в предисловии извещает, что «далеко не во всем» совпадает с мнением автора. Письмо по форме — памфлет, направленный против оборончества Г. В. Плеханова в первую мировую войну (см. брошюру Г. В. Плеханова «О войне. Ответ товарищу 3. П.» Paris, 1914). «Кто любит отечество «по убеждению», кто оправдывает и доказывает свой патриотизм, поддерживает его в других, взывая к их уму и расчету, — пишет один из недоумевающих, — тот уже подпал под власть Смердякова и если сейчас еще не изменник, то в любой момент может стать изменником, и в каждый момент — великий соблазн для соотечественников. Значит: или Фирс, или Смердяков?» (Летопись, с. 325). Андреев восторженно приветствовал оборонческую позицию Г. В. Плеханова и в частности опубликованное в меньшевистско-эсеровской газете «Призыв» (издавалась в Париже с октября 1915 г.) воззвание о положении России. (Андреев Л. Пусть не молчат поэты. — Биржевые ведомости, № 15155, утр. вып. 18 октября.)
Заславский Д. И. (1880 — 1965) — литератор, журналист, в 1900 г. примкнул к революционному движению, с 1903 г. был членом Бунда. Впоследствии, сменив позиции, член КПСС, ведущий публицист «Правды». Андреев имеет в виду напечатанную под псевдонимом Homunculus статью Д. И. Заславского «В литературной богадельне» (День, 1915, № 352, 22 декабря).
Бурцев В. Л. (1862 — 1942) — публицист. Специализировался на разоблачении агентов царской охранки. Письма Андреева В. Л. Бурцеву см. «Вопросы литературы», 1991, июль, с. 179 — 189 (Публикация В. Чувакова).
Алексинский Г. А. (1879 — 1967) — социал-демократ, член II Государственной думы. В первую мировую войну социал-шовинист, сотрудник буржуазных газет. В письме Одного из недоумевающих Г. Алексинский, как и В. Бурцев, названы «милыми Фирсами», которые «не оставили своего революционного языкоблудия» (Летопись, с. 326).
 
Главная страница


Нет комментариев.



Оставить комментарий:
Ваше Имя:
Email:
Антибот: *  
Ваш комментарий: