|
ИСТИНА — понятие,
подвергающееся своего рода деонтологизации в неклассической
философии. И. лишается объективного статуса и мыслится как
форма психического состояния личности (Кьеркегор), как ценность, которая «не
существует, но значит» (Риккерт и в целом баденская
школа неокантианства), феномен метаязыка формализованных систем (Тарский),
спекулятивный идеальный конструкт (Н.Гартман) и др. В контексте философии
жизни и философской герменевтики, дистанцирующих объяснение и понимание как взаимно исключающие
когнитивные стратегии, феномен И. оказывается принципиально несовместимым
с научным но-мотетическим методом (Гадамер)
и реализует себя сугубо в контексте языковой реальности, что практически трансформирует
проблему истинности в проблему интерпретации. Параллельным вектором неклассической
трактовки И. выступает позитивизм, в контексте которого И. также трактуется
как феномен сугубо языкового ряда, конституируясь в контексте проблемы верифицируемости.
В современной философии постмодерна проблема И.
является фактически не артикулируемой, поскольку в качестве единственной и
предельной предметности в постмодернизме выступает текст, рассматриваемый
в качестве самодостаточной реальности вне соотнесения
с внеязыковой реальностью «означаемого» (см. Постмодернизм, Означивание, Трансцендентальное
означаемое, Пустой знак). В философском пространстве постмодернизма осуществляется
«теоретический сдвиг», приведший к акцентуации вопроса «о формах дискурсивных
практик, артикулирующих знание» (Фуко). Трактуя познание как предельно удаленное от постулатов классической
метафизики (см. Постметафизическое мышление), Фуко
обозначает статус И. в качестве своего рода «эффекта» («эффект И.»), который
возникает в результате когнитивного волевого усилия (через процедуру фальсификации):
«воля к истине... имеет тенденцию оказывать на другие дискурсы своего рода давление и что-то вроде принудительного
действия» (см. Воля к истине). В контексте радикального
отказа от презумпции бинаризма (см. Бинаризм)
и, в частности, от бинарной оппозиции субъекта и объекта, постмодернизм видит
свою программу в отказе от «зеркальной теории познания», согласно которой
«представление понимается как воспроизведение объективности, находящейся вне
субъекта», в силу чего для философии классического типа «главными ценностными
категориями... являются адекватность, правильность и сама Истина» (Джеймисон).
В связи с этим в контексте постмодернистской философии трансформируется понимание
когнитивного процесса как такового: по оценке Тулмина,
«решающий сдвиг, отделяющий постмодернистские науки современности от их непосредственных
предшественников — модернистских наук, — происходит в идеях о природе объективности»,
заключающейся в переориентации с фигуры «бесстрастной точки зрения индифферентного
наблюдателя» к фигуре «взаимодействия участника». Концепция истины артикулируется
в постмодернистской концепции дискурса как концепция «игр истины» (см. Игры истины, Дискурс). В отличие от предшествующей гносеологической традиции,
центрированной именно вокруг понятия И., осмысленного не только в когнитивном,
но и в аксиологическом ключе, постмодернистская
модель познавательного процесса отнюдь не характеризуется подобной центрацией,
— в постмодернистской системе отсчета И. воспринимается сугубо операционально
(причем социально-операционально):
И. рассматривается как «совокупность правил, в соответствии с которыми истинное отделяют от ложного и связывают с истинным специфические
эффекты власти» (Фуко). Важнейшим аспектом рассмотрения И. в постмодернизме
выступает поэтому аспект социально-политический:
в основе любых постмодернистских аналитик И. всегда лежит та презумпция, что,
по словам Фуко, «истина принадлежит этому миру, в нем она производится
при помощи многочисленных принуждений, и в нем она имеет в своем распоряжении
регулярные эффеты власти» (см. Власть). (См. также
Воля к истине, Забота об истине, Игры истины, Логоцентризм,
Метафизика, Метафизика отсутствия, Онто-тео-телео-фалло-фоно-логоцентризм.)
М.А. Можейко
|
